железный вертел, как ветку орешника, и поднять бочку вина с пола на уровень головы так же легко, как корзинку с яйцами.
Сам Одноглазый Ганс никогда не отрицал, что пил пиво с троллем, ему нравилось, что о нем ходили такие слухи. И вот, подобно полудикому мастифу, до смерти преданному своему хозяину, но только ему одному, он шел своим угрюмым путем и жил своей угрюмой жизнью в стенах замка, наполовину уважаемый, наполовину наводивший страх на других обитателей, потому что шутить с Одноглазым Гансом было опасно.
Глава II
Как барон отправился стричь овец
Барон Конрад и баронесса Матильда сидели вместе за утренней трапезой на высоких креслах за длинным, тяжелым деревянным столом, уставленным грубой пищей – черный хлеб, вареная капуста, бекон, яичница, филе дикого кабана, колбасы, такие, какие мы едим в наши дни, а также бутыли и кувшины с пивом и вином. За столом в определенном порядке сидели домочадцы и подручные барона. Четыре или пять неряшливых женщин и девушек прислуживали тем, кто шумно ел за столом, они сновали позади сидящих с деревянными или оловянными тарелками с едой, время от времени смеясь шуткам или присоединяясь к разговорам. Сильный огонь полыхал, потрескивал и ревел в большом открытом камине, перед которым растянулись две свирепые, лохматые, похожие на волков собаки. Снаружи дождь барабанил по крыше или стекал струйками с карнизов, время от времени холодный ветер врывался в открытые окна большой темной столовой и раздувал огонь.
На серой каменной стене висели доспехи, мечи, копья и большие ветвистые оленьи рога. Над головой изгибались грубые, тяжелые дубовые балки, почерневшие от времени и дыма, а под ногами был холодный каменный пол.
К плечу барона Конрада склонилась бледная, стройная, светловолосая баронесса, единственная во всем мире, ради кого свирепый хозяин Дракенхаузена оттаивал и становился нежным, единственная, на кого его свирепые глаза смотрели ласково, а в резком голосе звучала любовь.
Баронесса что-то тихо говорила мужу, а он смотрел в ее бледное лицо с нежными голубыми глазами.
– Не сделаешь ли ты это, – сказала она, – для меня?
– Нет, – прорычал он глубоким голосом, – я не могу обещать тебе больше никогда не нападать на городских жителей там, в долине. Как иначе я бы жил, если бы не отбирал у жирных городских свиней то, что наполняет нашу кладовую?
– Нет, – сказала баронесса, – ты мог бы жить так, как живут другие, ведь не все грабят горожан, как ты. Увы! Когда-нибудь с тобой случится несчастье, и если тебя убьют, что тогда станет со мной?
– Фу, – сказал барон, – оставь свои глупые страхи.
Но он мягко положил грубую волосатую руку на голову баронессы и погладил ее светлые волосы.
– Ради меня, Конрад, – прошептала жена.
Последовала пауза. Барон сидел, задумчиво глядя в лицо баронессы. Еще мгновение, и он мог бы пообещать то, о чем она просила; еще мгновение, и он, возможно, был бы избавлен от всех