прежде чем кто-либо понял, что он собирается сделать, приподнялся на локте, а потом сел на кровати. Свежая рана раскрылась, на льняных бинтах появилось и расплылось темно-красное пятно; лицо барона казалось осунувшимся и изможденным, а глаза дикими и налитыми кровью. Он сидел, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, на лбу его выступили крупные капли пота.
– Мои туфли, – хрипло приказал он.
Мастер Рудольф шагнул вперед.
– Но, господин барон, – начал он и осекся, потому что барон так взглянул на него, что у того язык не повернулся продолжать.
Ганс увидел этот взгляд своим единственным глазом. Он опустился на колени и, пошарив под кроватью, достал пару мягких кожаных туфель, которые надел барону на ноги, а затем затянул ремешки выше подъема.
– Подставь плечо, – сказал барон. Он медленно поднялся на ноги и, преодолевая боль, так сжал плечо Ганса, что тот поморщился. Мгновение он стоял, как будто собираясь с силами, затем упрямо двинулся вперед.
В дверях он на мгновение остановился, словно охваченный слабостью, и там его встретил мастер Николас, его двоюродный брат, ибо управитель послал одного из слуг сообщить старику о намерениях барона.
– Вернись, Конрад, – сказал мастер Николас. – Тебе рано выходить.
Барон ничего не ответил, только взглянул на него налитыми кровью глазами и стиснул зубы. Затем продолжил свой путь.
Он медленно, с трудом прошел по длинному коридору, остальные молча следовали за ним, затем шаг за шагом поднялся по крутой винтовой лестнице, время от времени приваливаясь к стене. Так он добрался до длинного и мрачного прохода, освещенного только светом маленького окошка в дальнем конце.
Он остановился у двери одной из комнат, выходившей в этот коридор, постоял мгновение, затем толкнул ее.
Внутри никого не было, кроме старой Урселы, которая сидела, тихонько напевая, у камина со свертком на коленях. Она не видела барона.
– Где твоя госпожа? – глухо спросил он.
Она сидела, тихонько напевая, у камина со свертком на коленях
Старая нянька, вздрогнув, подняла глаза.
– Господи, благослови нас, – воскликнула она и перекрестилась.
– Где твоя госпожа? – повторил барон тем же хриплым голосом и, не дожидаясь ответа, спросил. – Она умерла?
Старуха с минуту смотрела на него, моргая слезящимися глазами, а потом вдруг разразилась пронзительным, протяжным воплем. Барону не нужно было другого ответа.
Словно в ответ на плач Урселы, из свертка, лежавшего у нее на коленях, донесся тонкий жалобный писк.
При этом звуке кровь бросилась в лицо барону.
– Что это у тебя? – спросил он, указывая на сверток на коленях старухи.
Она откинула покрывало, там лежал бедный, слабый, маленький ребенок, который снова тихонько запищал.
– Это ваш сын, – сказала Урсела, – которого дорогая баронесса оставила нам, когда ангелы забрали ее в Рай. Прежде чем покинуть нас, она благословила его и дала ему имя Отто.