с преподавателем. Так вот, трое амбалов, мускулистых и тренированных, разлетались, как котята, а капитан методично и спокойно лупил их, не забывая давать пояснения по ходу дела. За что, куда и как именно. После этого случая все штурмовое отделение ходило перед нашим куратором на цыпочках. По-моему, и некоторые инструкторы тоже.
В санчасти власть любых офицеров заканчивалась. Потому что там самодержавно правил единственный на территории академии штатский, шестидесятичетырехлетний доктор Герхарт Зуммель, в просторечьи Папаша Зум. Маленький, румяный, улыбчивый землянин был нашей отдушиной. Он обладал невероятным талантом успокаивать боль, телесную и душевную, и не столько таблетками, сколько ласковым словом и пониманием. Пока он промывал мне ссадины на лице, я взахлеб, чуть не со слезами жаловался на свои тридцать три несчастья. Он слушал, качал головой, а вокруг глаз собирались лукавые лучики-морщинки.
– Вот увидишь, больше тебя никто из курсантов не тронет. Для тех двоих дело кончится плачевно. Я Риго знаю.
– В это как раз верится. Зато мне он теперь крови-то попортит! – Я тяжко вздохнул.
– Нет ничего плохого в том, чтобы взять пару-тройку уроков у мастера. Боишься, что ли?
– Ага, попробуй тут не бояться, он только зыркнет – во мне аж все стынет! Откуда он такой выискался?!
– Откуда…– Зум заметно погрустнел, – был парень, славный, открытый – и нет его, сгорел. Никто ничего не смог сделать. Кто знает, вдруг ты…
Последнее он произнес так тихо, будто сам с собой говорил. И замолчал. Я не понял, что доктор имел в виду.
*****
На третий день, отсидев положенное, после ужина я притащился-таки в спортзал. Как непривычно находиться совершенно одному в большом, гулком помещении! Обычно нас здесь занималось человек тридцать, по три группы сразу, а занятия вели двое молодых инструкторов с космодесантного отделения. Они хоть и хмурили брови, стараясь казаться грозными, но всерьез это никто не воспринимал. Во время тренировок настроение царило весьма оживленное, было шумно и весело.
Теперь я сидел на корточках в одиночестве и с тоской ждал начала. Вскоре дверь зала распахнулась, впуская Сантану.
– Уже здесь? Хорошо. Приступим. Разминку сделал?
Риго появился на татами не в традиционном кимоно, а в обычной своей голубой майке. Я вскочил и отвесил ритуальный поклон.
Сантана хлопнул рукой по висевшей в углу до-дзё большой, килограмм на восемьдесят, набитой песком груше-макиваре.
– Ну-ка, дай по ней как следует.
Я и дал. Как учили, стремительно выбросив вперед кисть правой руки с доворотом за мгновение до удара. Кулак с глухим стуком врезался в кожаный грушин бок, я отбил себе костяшки, а макивара лишь едва вздрогнула.
– Медленно! Ты двигаешься очень медленно. Физику учил? Сила удара и скорость взаимосвязаны. И еще – у тебя работает только рука, а в удар нужно вложить всю массу корпуса. Смотри: через ногу и бок ты, как пружина, передаешь энергию толчка