и запустил двигатели. Очень хорошо, что современная тяга практически бесшумна. Цилиндрик кристалла с сухим щелчком вошел в гнездо бортового компьютера.
Я быстро набрал высоту и лег на курс. Коммуникатор на приборной панели на всякий случай сразу выключил: и без него засекут, конечно, но не так скоро.
Через два часа под стабилизаторами катера вздыбились Карайские предгорья – те самые зазубренные вершины, что виднелись из окна автобуса, когда мы ехали в академию. Я начал искать зеленые проплешины между камнями, где, по моим понятиям могли расти горные цветы. Всматривался, кружил между откосами, но пока безуспешно.
Я забирался все дальше и дальше на север. Постепенно довольно пологие, покрытые кое-какой травой склоны сменились на возносящиеся к небу острые каменные пики, между которыми приходилось лавировать. Местами заблестели на солнце белые пятна ледников.
Я петлял в ущельях, совершенно потеряв счет времени, забыв, что приближается вечер, и опомнился, только когда каменные осыпи смазались в синем мареве закатных теней. Цветов нигде не было. То ли уже успели отцвести, то ли вообще здесь никогда не росли.
Солнце стремительно упало за чернеющий хребет. Надо было выбираться. Я попытался развернуть машину и вдруг, холодея, услышал характерные щелчки в работе двигателей. Еще не до конца веря в случившееся, опустил глаза на топливный индикатор. Глазок счетчика наливался аварийно-красным. Взвыл зуммер сигнала уровня топлива.
Идиот! Запас «горючки» не был рассчитан на столько часов полета. Отправляясь в далекий путь, пилоты всегда берут запасные энергокассеты. Я же сейчас грохнусь! Остается одно – садиться, пока не поздно, и попытаться подать сигнал бедствия. Меня услышат, должны услышать. Ночь в горах, при минусовой температуре, без огня и теплой одежды мне не перенести.
Но приземлиться нормально я не успел. Двигатели заглохли один за другим, катер клюнул носом, не дотянув каких-то десяти метров до более-менее ровной площадки на склоне горы, которую я наметил для посадки. Спланировать, используя восходящие потоки, было нельзя за отсутствием таковых: быстро остывающий воздух – не помощник.
Машина косо чиркнула по острым камням, оторвав напрочь стабилизатор, пропахала в щебне рытвину и застряла носом вниз между двумя огромными обломками скалы. Меня спасло только прочное аварийное крепление в ложементе, которое в момент катастрофы охватывает пилота мягким коконом.
Кое-как освободившись из объятий пилотского кресла, я еще десять минут сидел, тупо уставившись на приборную доску. В голове шумело. Я протянул дрожащую руку к коммуникатору, молясь в душе. Щелкнул клавишей раз, другой, третий… ну, включись же!
Чудес не бывает. Не работала вообще вся аппаратура. Видимо, при падении был поврежден центральный энергопровод. Значит, даже о минимальном обогреве кабины придется забыть. Выжить ночь на морозе представлялось сомнительным. Я сунул руку в ящик для личных вещей, что находится под приборной доской. Может быть, там есть