«Из деревни. Город смотрю.»
«Туристка?» – Шило хохочет, нож в его руке танцует, лезвие ловит свет. «Ты чё, думаешь, мы лохи? Тут не курорт, милая. Чё ты вынюхиваешь?»
Она пожимает плечами, куртка шуршит, руки в карманах, но я вижу – движения напряжены. «Ничего не вынюхиваю,» – отвечает она, смотрит мне в глаза, потом на Шило. «Просто гуляю. У вас проблемы?»
«Проблемы у тебя,» – рычу я, шагаю ближе, труба гудит, когда я поднимаю её, ветер треплет капюшон. «Это наш квартал. Чужие тут не ходят. Говори, кто тебя прислал, или звиздец тебе.»
Она не шевелится, стоит, как столб, но я чую – она не боится. «Никто не прислал,» – говорит она, голос ровный, как асфальт. «Я одна. Хотите драться – давайте. Но я ничего не сделала.»
Шило щурится, его кожанка скрипит, он тычет ножом в воздух, в сантиметре от её плеча. «Одна, да? А чё ты пялишься, как шпионка? Мы таких режем, туристка. Последний шанс – вали или рассказывай.»
Тут гул – низкий, как рёв зверя. Дроны – не наши, не местные, не бандитские, а те, что с чёрными брюхами кажись военные, – выныривают из-за крыш, три штуки, парят над нами. Она вздрагивает, первый раз, глаза стреляют вверх, потом на нас. Я оглядываюсь, труба чуть ли не падает, Шило шипит: «Чё за хрень?»
«Это не я,» – говорит она, шаги назад, медленные, кеды скользят по мусору. «Вы сами их позвали.»
«Ты врёшь!» – ору я, бросаюсь к ней, труба свистит, но она ныряет в сторону, падает в грязь, банка катится из-под ног, звенит. Шило кидается следом, нож блестит, но дроны пикируют – луч света режет глаза, я щурюсь, падаю на колени, труба гремит по асфальту. Она ползёт, куртка рвётся, локоть в крови, но не звука.
«Кэп, вали!» – Шило орёт, его голос тонет в гуле, дроны жужжат, как осы, красные лучи шарят по стенам. Я вскакиваю, хватаю трубу, Шило уже бежит, кожанка хлопает, нож падает в лужу. Она исчезает – тень в переулке, шаги тонут в шуме.
Мы стоим за углом, дышим, как бобики, пот течёт по лицу, труба холодит руку, Шило кашляет, его кроссы в грязи. Дроны ушли, но я знаю – это не наши. Это кто-то большой. Может Агенты. Может военные. Она не туристка. Она странная – мы её спалили, и они тоже.
«Кто она, Кэп?» – Шило щурится, пальцы шарят по карманам, ищет сигарету, но находит только пустую пачку.
«Не знаю,» – рычу я, труба звенит, когда я бью по стене, краска сыплется, красная, как кровь.
Улица молчит, фонарь мигает, толпа где-то вдали гудит, как улей. Она ушла, но я чую – она еще вернётся. Мы её чуть не кончили, но она лишь увернулась. И я думаю, она опасна.
Эпизод 37: Падение системы
Я, Кодзи, сижу на краю скамейки в парке где-то в Мехико, и вечерний ветер треплет мою куртку – старую, с дыркой, пахнущую пылью дорог и дешёвым кофе. В руках у меня жестяная кружка с текилой – тёплой, жгучей, купленной у уличного торговца из под полы, – и я делаю глоток. Я снова в пути – Лондон, Буэнос-Айрес, теперь тут. Зара всё ещё в моей голове, как заноза, которую я не могу вытащить. Я не сдался.