Мальчик. Фернандо Арамбуру

Только не думайте, что мой Хосе Мигель был мужчиной начитанным или образованным. И тем не менее он умел выразить свою мысль очень складно и, если заглянуть в нынешний день, куда лучше, чем многие из тех, кого сегодня показывают по телевизору на разных ток-шоу. Как я сразу поняла, он основательно все обдумал и ни малейших колебаний для себя уже не допускал. Немного помолчав, муж добавил: так что никаких депрессий. Мы должны любой ценой справиться с этим ужасным ударом, который нанесла нам судьба, – но не забывая ни в коем случае нашего Нуко, нет, мы его никогда не забудем. И все-таки надо глядеть в будущее. Надо из этой ситуации любым способом выкарабкиваться, maitia. И он снова повторил, что мы должны быть вместе, любить друг друга и помогать друг другу. Я больше не могла сдерживаться. Я расплакалась, а он, увидев мои слезы, принялся извиняться. Потом обнял меня своими огромными ручищами и поцеловал так, как не целовал никогда в жизни, а ведь мне всегда, с самой первой нашей встречи, хотелось спросить его, почему он так боится причинить мне боль своими поцелуями. Правда, той ночью в гостиной он поцеловал меня в щеку – искренне и решительно, с грубой и одновременно нежной силой. И тогда я призналась ему, что никто так, как он, не сумел бы подбодрить и поддержать меня, и, разумеется, нам нельзя разлучаться и надо вместе попытаться пережить это несчастье.

      А когда я, немного успокоившись, но чувствуя себя до невозможности разбитой, направилась в спальню, он вдруг совершенно неожиданно спросил, не считаю ли я, что нам стоит завести еще одного ребенка. Я обернулась так резко, словно мне выстрелили в спину, и я захотела рассмотреть лицо стрелявшего, прежде чем рухну на землю. Ты это серьезно? Но ведь с Нуко у нас долго ничего не выходило, если ты помнишь… Хосе Мигель, вне всякого сомнения, говорил совершенно серьезно. Во всяком случае, он добавил: не будь такой пессимисткой, надеюсь, что на сей раз нам повезет больше. И я спросила, когда он намерен взяться за дело. Он смущенно пробормотал, что это зависит от меня, только от моего желания. И тогда я велела ему оставить все эти фотографии и следовать за мной в спальню.

      На следующее утро после трагедии Никасио явился к дочери в тот же самый час, как часто, хоть и не всегда, заходил за внуком, чтобы проводить его в школу. В гостиной на столе по-прежнему были разложены фотографии. Старик брал в руки то одну, то другую, внимательно рассматривал, но потом молча возвращал на место. Никаких комментариев, ни даже намека на гибель Нуко я от него не услышала.