в порядке.
Мариахе старается набраться терпения и держать себя в руках, но у нее это не всегда получается. Отец, ты целыми днями ворчишь. Неужели так трудно понять, что горе свалилось не на нас одних, но и на них тоже?
Вскоре Никасио от кого-то услышал, что после гибели детей кладбище перестали запирать на ночь – на тот случай, если людям захочется навестить колумбарий в неурочный час. Значит, думает он, теперь можно будет пойти туда с фонарем часа в три ночи, хотя все равно трудно быть уверенным, что не застанешь там кого-нибудь из любителей почесать языком, которые обожают постоять у ячеек, обсуждая погоду и попивая кофе из термосов. К тому же Никасио рано ложится спать. В девять у него уже начинают слипаться глаза. Наверное, веки тяжелеют не только от старости, но и от выпитого за ужином вина. Во всяком случае, не позднее десяти он отправляется в постель.
Однако ему не всегда удается избежать встреч у колумбария. Хотя порой он приходит туда рано утром – самым первым. И радуется, если никого там не застает. Но это вовсе не значит, что вскоре не появится кто-то еще, и тогда бывает уже поздно придумывать пути к отступлению.
Как-то раз, например, один знакомый признался ему: стоит мне увидеть на улице слесаря, я еле сдерживаюсь, чтобы не высказать ему в лицо все, что о нем думаю. Он ведь, мерзавец, нам жизнь разрушил.
А другой тотчас подхватил: а знаете, ему, кажется, кто-то уже раскурочил машину.
И опять первый: ну, я бы предпочел, чтобы мне машину раскурочили, а не дочку взорвали.
Никасио в таких разговорах не участвует. С муниципальным слесарем он знаком лично. Нормальный мужик, просто судьба сыграла с ним злую шутку – судьба и халтурно подключенный газ. Откуда этому бедолаге было знать, что может случиться такое несчастье. К тому же и его собственная дочка в то утро находилась в одном из школьных классов.
Но даже если кто-то понес страшную потерю и мучительно переживает ее, это не всегда и не все оправдывает.
Тут Мариахе полностью с отцом согласна.
В подвальном потолке вдруг открылся люк, и сверху, из школьной кухни, стали доноситься голоса, потом вниз упал столб света, что заставило Никасио прикрыть рукой глаза, успевшие привыкнуть к долгой темноте. Теперь он мог без труда различить пыльные трубы, протянутые вдоль стен. В глубоком чреве здания стало трудно дышать. В квадрате люка показалась чья-то фигура. Ну а этому что здесь нужно? Правда, по форменной одежде и набору инструментов в руках Никасио догадался, что человек намерен заняться каким-то ремонтом. И тотчас его узнал: это был Франсиско, слесарь из мэрии, мужчина пятидесяти с лишним лет. Он что-то говорил тем, кто остался наверху, по поводу предстоящей ему работы. Женский голос на кухне объяснял: в подвале пахнет газом. Да, пахнет уже несколько дней. На что слесарь ответил: а я, как нарочно, слегка простужен, нос заложен и ничего не чует…
На самом деле у пропана нет никакого запаха, то есть почувствовать его невозможно, а утечка узнается по запаху специального