боль всегда живёт во мне!
Лишь в детях осветится, как искра,
Улыбка в чёрной рамке на стене.
Не переоценить и не забыть
Величие и подвиг той страны,
И в новом веке будут нам светить
Победные салюты той весны.
Пришёл тот день в году пороховом
Всеобщим избавленьем от беды,
Победой правды, жизни торжеством,
Желанным окончанием войны!
Дети Великой Отечественной
Так много минуло с той памятной весны.
Шагнули в Лету годы испытаний,
Почти что все свидетели ушли.
Остались книги, письма и преданья.
Воспоминанья наповал разят,
Пронзая душу ужасом и скорбью.
Не верится теперь в весь это ад,
Как наши предки вынести такое!
Лишь живы дети проклятой войны,
Им фильм военный – тяжкий груз на сердце.
Скитанья вечные, без крова, без еды,
Кругом беда, куда ж им малым деться.
Измученные дети у дорог
В надежде на добро и подаянье
И в двадцать первом помнят, кто помог,
Кто в век двадцатый дал им пропитанье.
Забыть не в силах дети-старики
Солдатской кухни запах вновь вплывает…
Те муки адовы их памяти близки.
Они войны нам впредь не пожелают.
И как же важно их сейчас понять,
Услышать крик души их затаённый,
Когда пытаются Победу отобрать,
Ужалить ложью нерв их оголённый.
Кадрия Галиева
(псевдоним Кадрия Яхья)
г. Москва
К ночи залегли туманы
Рассказ
Взъерошенный Гимай приехал из города, забежал в дом, когда Сулпан с Латифой апай разбирали целебные корешки, что накануне собрали в лесу. Он крепко обнял жену.
– Ты соскучился по мне, любимый?! Ты чего ледяной в знойную пору? Мама, посмотри, Гимай не заболел? – обнимая, Сулпан губами прикоснулась к холодному лбу мужа.
– Ты не заболел, Гимай? – не понимая поведения мужа, уже начала беспокоиться Сулпан. Он взглянул в глаза жены:
– Война началась!
Сулпан, не понимая, смотрела на Гимая. Латифа апай, которая всё это время перебирала растения, замерла, и из глаз её потекли слезы. Женщина потеряла мужа, став самой несчастной без любимого, её братья и все родные погибли тогда в Первой мировой войне, и она знала ужасы её начала.
– Беда, доченька, пришла! – гладила по голове Латифа апай свою Сулпан, которая, видя слёзы матери, тоже начала плакать.
– Гимай, что это теперь будет?! Ты же не бросишь меня? – трясла мужа Сулпан.
– Мама, он же не уйдёт от нас? – обращалась, уже не сдерживая себя, она к Латифе апай.
Слёзы лились у Сулпан, и Гимай отвел её в комнату и попросил успокоиться. Ему нужно было посоветоваться со старейшиной Лукманом бабаем, медлить нельзя было: слухи могли дойти до колхозников и в деревнях могло начаться беспокойство в посевную пору.
Помолчав немного, Лукман бабай сказал:
– Видел