маменька, – провожая родителей до опочивальни, убеждённо произнёс сын.
Татьяна, понимая состояние маменьки, не подходила к Николаю и только изредка посылала в его сторону пламенные взоры. Проводив родителей, он сразу же подошёл и сел рядом с ней.
– Вы знаете, Туанетт, мне до сих пор не верится, что я уезжаю от вас.
– Я пока тоже к этому привыкнуть не могу, и я восхищаюсь, Николай, что вы в самое горячее время отправляетесь на вой ну, а не уподобляетесь господину Хилкову, который посмел заявить, что сейчас ему в первую очередь необходимо отвезти бабушку в Тамбовскую губернию, так как одна она ехать не решается. Мне было это так неприятно слушать, ведь это самая настоящая трусость.
– Вот вы бы ему об этом и сказали, – подначил Николай.
– Я и сказала бы, если бы кто-нибудь из присутствующих меня поддержал, но все соблюдают так называемый политес.
– Что-что?! – со смехом воскликнул Николай. – Как это вы, Туанетточка, мило отметили. Политес, – с удовольствием повторил он и, обняв, закружил её по комнате.
Она покраснела и, не сдаваясь, спросила:
– Разве я не права?
– Конечно, правы, но чувство долга всяк понимает по-своему!
– Мой дорогой, чувство долга в тяжёлую для Родины годину должно быть едино для всех, особенно для мужчин, – защищать свою землю и своих близких.
– Господин Хилков и защищает свою бабушку.
– Фи, Николай, не притворяйтесь, что вы меня не понимаете. Я и люблю вас за то, что не прячетесь за маменькину юбку, а стремитесь на поле брани!
– Вы, Туанетт, меня идеализируете!
– А вот и нет!
– Скажите, пожалуйста, мне идёт военная форма?
– О чём вы, Николай, конечно, и смотритесь в ней мужественно и прекрасно. А сейчас я приглашаю вас в сад.
Они тихонько, чтобы никого не разбудить, прокрались в сени и вышли из дома. В ночном воздухе установилась та сладостная прохлада, от которой дышалось легко. Июльская ночь задавала особенный, таинственный тон: пели цикады, квакали лягушки. Не успела наступить короткая летняя темь, и вот уже светлые тени стали ложиться на землю, с каждой минутой расширяя горизонт, и вскоре утро в полную силу заявило о своих правах.
Подъехала пролётка, и камердинер Алексей стал укладывать вещи молодого графа. Николай нежно обнял Татьяну, и тут же домочадцы и дворня стали прощаться с молодым барином. Через несколько минут Николай покинул родительский дом.
В разорённой Москве
Третий Украинский казачий полк, в котором служил граф корнет Толстой, в декабре 1812-го был переименован в Иркутский гусарский полк и вскоре отправлен в заграничный поход. Граф Толстой был назначен адъютантом к генералу Горчакову-второму, который после тяжёлого ранения в Бородинском сражении выздоровел и приступил к своим обязанностям. Николаю было приказано срочно явиться в Москву. Разговоров о московском пожаре в полку было немало; одни обвиняли в варварстве армию узурпатора Бонапарта, другие утверждали: якобы из надёжных