округляются, набивают уши, становятся сперва слишком громкими, позже – глухими, и наконец глаза закрываются. Я дремлю, боясь пропустить свою станцию. В сумке таится специально заведённый на нужное время будильник, ведь опаздывать на работу учителям нельзя.
Педагогам многое непозволительно. Об этом со всех сторон то и дело говорили прямо или намекали родственники, знакомые, даже сами преподаватели.
– Неужели ты всерьёз намерена работать в школе, Маша? – недоумевала моя бывшая школьная учительница, когда я заглянула к ней на работу однажды на летних каникулах. – Это неблагодарный труд. Единственное, что здесь хорошего, так это длинный отпуск.
Она расставляла книги в кабинете, и я с готовностью помогала ей, подавая томики в алфавитном порядке. Невысокая, пухленькая, с короткой стрижкой, которая не менялась годами, она выглядела уставшей, будто пробежала марафон, а впереди – ещё бесконечное число непройденных километров.
Я помнила увлекательные уроки, её подробные и понятные объяснения, интересные пособия, которые она давала мне для дополнительных заданий. Если кто и должен был стать преподавателем, так это она. Та, которая умела учить. Неужели годы работы в школе были для неё столь мучительны, что она изменилась? Хотя никогда раньше мы не откровенничали – мешал статус «ученик-учитель», и лишь теперь, когда я перешагнула эту границу и уже почти сама стала педагогом, между нами открылось особое доверие. Возможно, и прежде работа тяготила её? Но если это и правда, если действительно даже моя учительница так утомилась от своего труда, что берётся отговаривать меня от работы в школе, это не значит, что я испугаюсь и отрекусь. Нет, я выбрала путь. Я люблю детей. Практика в школе это подтверждает. Я буду беречь в себе вдохновение и оптимизм, чтобы мой труд не превратился в вечное ожидание отпуска.
– Будешь копаться в бесконечных бумажках и мучить детей никому не нужными суффиксами? – спрашивала подруга, презрительно щурясь. – Дети сейчас вообще невоспитанные, тормозов нет – это тебе не праздник.
Ох да, дети, конечно же, опять, как и во все времена, «не туда пошли». Извечная песня, так что даже и спорить не хочется, потому что не докажешь ничего тому, кто слышать не готов.
Я упорно шла к своей цели – отлично училась в пединституте, вдохновенно отрабатывала практику, искала подходящие мне вакансии.
Это был год, когда географ во второй раз пропил глобус, теперь уже не на бумаге, а на экране1. По дороге на собеседование я читала о похождениях Виктора Служкина, и надо же было так случиться, что в школе, куда я устраивалась, тоже не хватало учителя географии. Моя специальность – русский язык и литература, я не взяла на себя ещё и географию, но совпадение меня посмешило и в то же время заставило грустно улыбнуться.
Разговор с директором был недолог, но непредсказуем. Я ожидала, что меня будут спрашивать о моих педагогических принципах, проверять знания психологии и предмета. Взволнованная внутри, но спокойная внешне, я будто вышла заново