билет на спектакль по ее пьесе, то теперь и не пошел бы. Я человек азартный, мне статика не интересна, я в ней живу и вязну, государство у нас такое, вроде стоялого болота. Так что, Людмила Стефановна, извините: диссиденты в те же годы были поострее и похудожественнее. А вы с Маканиным чего-то прямо по уши залезли в косный быт и там увязли; а косный быт художественно и увлекательно не изобразишь, если реалистически изображать. Ионеско с Беккетом со своими насмешками и то тут не помогут, а уж всерьез-то эти онучи сушить – зачем? Где цель высокая, и правда, и подвиг?
88. Наталия Вико
Вико Н. Мозаика любви и смерти. – М.: Дайджест, 2001. – 224 с., 16 л. ил.
В хорошей прозе есть что-то безусловное. Поэтому о ней часто хранят молчание. А копья ломают, спорят и премии дают графоманам (пусть они не обольщаются на свой счет). У Наталии Вико хорошая проза. Но, в отличие от спорных произведений, ее сочинения хочется еще прочесть. При случае это сделаю. А пока спасибо автору.
89. Враждебный рецензент
Юрий Козлов, Враждебный портной: Роман, – журнал «Москва», №10/2014.
Вторую часть романа я не стал читать. Так же, как и вторую часть романа Нат. Кременчук «Смерть на фуршете», опубликованную в этом же издании. В ее романе шла несусветная болтовня о литературной закулисе, о премиях, скандалах и персонах, закамуфлированных и без камуфляжа. Главное же изумление для меня было в том романе (как и у Козлова) вот в чем: нет повествовательного интереса, нет интриги, завязки, развязки, кульминации, сцен, хорошего языка. О подоплеке литературных сенсаций и достижений можно прекрасно написать, если организовать материал. То есть, если написать роман, а не навалить горой скучную трескотню и сплетни, как сделала Кременчук.
Вот и Ю. Козлов все это дело назвал романом и даже издает отдельной книгой в «Рипол-классик» в серии «Новая классика» (хе-хе, ох, Господи!). В действительности, это та же эссеистская болтовня отовсюду обо всем без единой интересно написанной сцены, зато с языковым щегольством. В одном месте первой части мне показалось, что автор попал в струю и уловил тональность так называемой «ассоциативной» прозы, когда мысль и образы прихотливо сплетаются в повествовательную ткань, но движителем является не сюжет и не поступки героев, а связь явлений, прихоть метафор и соотнесенностей, – но нет: ему хватило пороху на страницу-другую (вдохновенье поймал!), а потом опять пошла болтовня с претензиями на интеллектуализм (у Н. Кременчук стилистика другая – завистливо-дамских пересудов). Я уже давненько называю такую прозу «болтологией» и «кортасаровщиной»: когда начинаешь со случайной фразы без плана и даже намерений – и плетешь, и плетешь обо всем (Козлов, чаще всего, – о социально-политических статусах и переменах в стране). Ребята, так можно писать километрами, «растекашеся мысию»: тебя ничто не держит в свободно-ассоциативном