«В военном отношении мы сильнее, чем когда-либо; скоро, весною, будет наступление, и я верю, что Бог даст нам победу, а тогда изменятся и настроения».
Неуступчивость царя наталкивала некоторых представителей оппозиции (например, лидера октябристов А.И. Гучкова) на мысль о дворцовом перевороте. Они налаживали контакты с командованием действующей армии, крайне обеспокоенным складывавшейся в тылу ситуацией. Впрочем, до самой Февральской революции для организации дворцового переворота, по мнению ряда исследователей, было сделано очень немного.
Борьба между властью и оппозицией разворачивалась на фоне растущего стихийного недовольства низов, которые все менее и менее охотно мирились с военными тяготами. Критические выступления оппозиции, в своей основе во многом оправданные, но сплошь и рядом переходившие всякие допустимые в экстремальных условиях военного времени пределы, подливали масло в огонь. Российский социум в целом не смог выдержать перегрузки тотальной войны, для победы в которой требовалось мобилизовать не только экономический, но и идейный, духовный потенциал страны. Этого не произошло прежде всего из-за уникального состояния российского общества начала XX столетия. Его главной особенностью, отмечают современные исследователи, были много– и разноукладность (экономическая, социальная, политическая, национальная, культурная, религиозная и др.) с естественно неизбежными при этом состоянии межукладны-ми конфликтами. Взятый в разных исторически сложившихся противопоставлениях (город – деревня, «верхи» – «низы», государство – общество, интеллигенция – власть, русские – нерусские, армия – гражданское население, офицеры – нижние чины, фронт – тыл и т. д.) перегородчатый российский организм сам по себе являлся вряд ли преодолимым препятствием для массовой индоктринации и мобилизации духовных ресурсов. В результате патриотическая эйфория быстро пошла на спад, и очень скоро война начала восприниматься большинством населения (на всех уровнях социальной иерархии) «как досадная помеха обычному течению жизни». Неизбежные в своей основе тяготы военного времени расценивались только как результат непредусмотрительности или, хуже того, злой воли властей, которые, разумеется, действительно совершали много ошибок как вполне естественных, так и абсолютно необязательных.
В этих условиях уже с начала 1916 г. существенно активизируется рабочее движение. В первом квартале 1916 г. в стачках, проходивших как под экономическими, так и политическими лозунгами, участвовали 330 тыс. человек, а во втором – около 400 тыс. человек. Осенью 1916 г. прошли крупные забастовки в Петрограде, в которые были вовлечены около 250 тыс. рабочих. Во всех этих выступлениях принимали участие как пробольшевистски, так и оборончески настроенные рабочие. Левые партии были весьма слабыми. Полиция, в общем, успешно боролась с революционным подпольем, хотя большевикам и удалось в 1916 г. воссоздать нечто вроде всероссийской организации. У меньшевиков ее функции выполняла