еду острыми, как наточенный нож, халапеньо, пила текилу стопками и периодически поглаживала низ живота, в котором жило острое, как те самые халапеньо, желание повторить недавний марафон с Мигелем Фернандесом.
«Какой мужчина! Почти как Гонсалито в молодости, да, Инесита?!» – думала она, наливаясь страстью.
К ночи Гонсало уже был настолько пьян, что практически не шевелился и ни на что не реагировал. Крупная голова с густыми поседевшими волосами свесилась на выглядывавшую из распахнувшейся почти до пупа сорочки грудь, налившиеся кровью глаза были прикрыты тяжёлыми веками, в усах застряли крошки чипсов, в повисшей вдоль туловища руке балансировала початая банка пива.
В воздухе висел отчётливо-сладкий дым от самокруток, которые весь вечер курили Хуан с Хесусом и к которым исподтишка не забывал прикладываться и Хосито. Он так и не заснул до утра и коротал время с таким видом, будто только что выспался и вышел к столу свежий и готовый к любым марафонам.
Хосито и в дальнейшем будет отличаться необычайной выносливостью, и никто не сможет перепить или перекурить его. Даже за деньги.
IV
На часах была половина третьего, когда Гонсало очнулся, завис над столом большой пьяной грудой и, оглядываясь вокруг так, будто впервые видел окружавшую его обстановку, вдруг обнаружил напротив себя активно жующую Инеситу.
На лице Гонсало отразилось удивление.
– А где малец? – хрипло спросил он.
– Спит, – с набитым ртом ответила Инесита.
– Спит? Как это – спит? – вновь удивился Гонсало, будто спать в половине третьего ночи было чем-то странным.
Инесита пожала плечами и начала осторожно выбираться из-за стола.
– Как это – спит? – с недоумением в голосе повторил Гонсало.
– Он маленький ещё, с чего ему не спать? Ночь же на дворе! – за всех ответил Хуан, пользовавшийся своим правом собутыльника в довольно сложном этикете отношений между Гонсало и остальными.
– Н-е-е-е-т, это непорядок! – заявил Гонсало. – Мы тут падре поминаем, а он улёгся на боковую! Это как это вообще?
И он воззрился на всех в пьяном недоумении.
Со словами «ну вот, началось» Инесита спешно покинула кухню, но Гонсало даже не взглянул на неё. Ему было не до Инеситы. Замутнённому сознанию Гонсало не хватало какой-то детали. Чего-то очень важного, без чего и жизнь – не жизнь, а сплошной бедлам.
– Мамита! – хлопнув по столу рукой, догадался Гонсало. – Умерла ведь! Вот! Нету её!
А ещё и малец спит! Да кто ж ему разрешил?
И он стал выбираться из-за стола с твёрдым намерением немедленно исправить досадную оплошность.
Кухня разом пришла в движение. Засуетились Гуаделупе и Лусиана, в деланой панике взъерошил и без того торчащие в разные стороны волосы Хесус, привычно заохала, ударяя ладонью по щеке, Сэльма. Лишь Хуан не стал ничего менять в своём поведении, а только нахмурился и сложил губы в упрямую,