она провозилась долго. К тому же Нина страшно проголодалась – с утра из-за нервов она забыла даже выпить чашку чая. Время поджимало – но идти в таком безобразном состоянии к учителю она не могла.
Ниночке пришлось сначала дойти до дома. По дороге она купила расстегай и едва не истекла слюной, вдыхая аромат стерляди. Добежав домой, она вдруг поняла, что совершенно мокрая от пота. Пришлось раздеваться, мыться, потом есть расстегай. В итоге она провозилась до четырех часов.
Кляня себя за нерасторопность, она наконец вышла из дома. Приближался вечер – холодало, она сразу поняла, что оделась не по погоде. Однако возвращаться было некогда.
Ее ждали. Она не узнала комнату: в ней было прибрано, на столе пусто. Куда-то исчезли все бумаги и приборы, белела скатерть. Посреди стола стояли цветы.
– Ой, – она остановилась в нерешительности на пороге. Встречавший ее Андрей Евгеньевич улыбнулся и взял под локоть.
– Проходите. Будем пить кофе?
– Да, – Ниночка посмотрела на него, как на совершенно незнакомого человека.
До кофе, однако, дело не дошло. Она не успела подойти к столу, как мужские руки обняли ее сзади, и она забыла обо всем. Забыла даже подумать о том, что ее впервые в жизни, и как-то очень крепко, схватили за грудь – что ей очень понравилось…
* * *
Ксенофонт Ильич опоздал в гимназию. По счастью, у него не было уроков – но над учебным заведением нависал визит министерской инспекции, и дорога была каждая минута. На свою удачу, собрание попечительского совета он назначил на субботу.
Он так и ночевал в своем кабинете, на голом диване. Ломило голову, тошнило, ноги и руки как будто выкручивало на дыбе. Болело справа под ребрами. Во рту был отвратительный привкус металла.
Ему было невероятно стыдно за вчерашнюю пьянку и за то, что он сделал с бедной деревенской девушкой. Он бы ничуть не удивился, если бы она наутро уволилась от них. В том, что она будет молчать, он не сомневался – она работала у них много лет и ни разу не подвела его.
Впрочем, он ошибся. Марфа не ушла. На его стоны она заглянула в кабинет и, не подавая виду, что вечером у них что-то было, спросила:
– Доброе утро, Сенофонт Ильич. Подать рассол? Или водки?
Он неопределенно махнул ей рукой. Девушка исчезла и через минуту появилась с подносом. Он выпил стакан рассола, откинулся на спинку дивана. Полегчало почти сразу. Он внимательно посмотрел на служанку, уже сомневаясь, было ли что-нибудь, или ему померещилось. Однако лицо ее было припухшим и заплаканным – скорее всего, они действительно согрешили.
«Может, и правда водки дернуть», – подумал он. Как будто прочитав его мысли, Марфа подала ему рюмку и огурец. Опохмеляться он всегда считал простонародным и невоспитанным – но голова буквально раскалывалась. Он понюхал жидкость – его передернуло. Зажав нос, выпил рюмку – водка прокатилась по пищеводу и блаженным теплом