он снял излишнюю модеративность и амбивалентность специальным мужским гелем, восстановив РН внешнего кожного покрова после пребывания в России мазью «Дядюшка Хо», которую применяли в джунглях Вьетнама американские «морские котики», которым приходилось иногда несколько ночей кряду спать в сточных канавах, ожидая сигнала к атаке. Побрившись старенькой, но надёжной механической бритвой, купленной ещё женой – горький вздох – на Рождественской благотворительной распродаже в помощь детям пожарных, погибших после чудовищного взрыва на фабрике праздничных салютов, Лёня закапал глаза дексаметазоном, надел халат и вышел из душной ванной. Жидкость кипела и дымилась в уголках глаз, восстанавливая эластичность и прозрачность роговицы, сужая какие надо кровеносные сосуды и взбалтывая колбочки цветового анализатора глазного яблока после глубокой алкогольной интоксикации, которую испытал организм Лёни в России за одни сутки, интоксикации, которая свела бы в могилу среднего взрослого европейца в считанные минуты без всякой надежды на спасение.
Пока не закончилась реакция усвоения этой живительной жидкости, мир виделся Лёне подёрнутым цветным туманом, словно пейзажи на полотнах Писарро. В центре этого сверкающего прекрасного мира дёргалась огромная цветная амёба, это был Саша.
– Ты готов? – спросил расплывчатую тень Лёня.
– Да, – гордо и торжественно сказал Саша.
Зрение постепенно возвращалось к Лёне, и он увидел Сашу во всём «совковом» блеске.
Всё, что было в Москве модно на этот момент, было надето на Сашу. На нём была китайская кожаная куртка с ярко-зелёными и карминно-красными вставками, стилизующими эполеты, шёлковая чёрная рубаха с белыми карманами и воротником, галстук «Пожар в джунглях», таиландские слаксы цвета «Брызги бургундского», туфли с медными носками и очки с поднимающимися стёклами-фильтрами.
– Ку-ку, – весело сказал Саша, приподняв и опустив стёкла очков при помощи специального шнура дистанционного управления.
– Ку-ку, – озадаченно повторил Лёня.
– Что, совсем ку-ку? – испугался Саша.
Лёня замялся, не желая обидеть друга, ставшего похожим на депутата венгерского парламента от цыганской общины Ньиредьхаза, но мягким жестом показал, что это далеко не та одежда, которая нужна Саше.
– Мода – это карнавал, – говорил Лёня Саше, когда они шли по неширокой улице, по обе стороны которой виднелись двери небольших магазинчиков, торгующих мужской, женской, детской, спортивной одеждой. На Саше были линялые джинсы Лёни и рубаха, имевшая модный мятый и застиранный вид, хотя она на самом деле была и мятая, и застиранная.
– Карнавал, только наоборот, – уточнил Лёня. – На карнавале все одеваются по-разному, чтобы хотя бы одеждой отличиться друг от друга, потому что телевидение и реклама никому не оставляет ни малейшего шанса на индивидуальность. А тем, кому удаётся уцелеть и сохранить какие-то ошмётки личности, приходит на помощь мода, которая