ему два первых попавшихся под руку стакана. Лёня налил по полстакана, протянул Саше.
– За что? – деловито осведомился Александр.
– А так, – махнул рукой Леонид.
– Не, так нельзя. Давай – за новую жизнь, а?!
– За новую жизнь! – как эхо, невесело отозвался Лёня.
– Бог ты мой! Абсолют! С утра! Стаканами! Хорошо, – скривился Саша, но замахнул, как миленький.
– А куда денешься? – философски спросил Лёня и тоже замахнул. Замычал, зажмурился, мотнул головой, ударился об угол холодильника и открыл глаза. Это был уже другой человек.
– Лёнь, а тебе не кажется, что вон тот петух,..
– Какой петух? – спросил Лёня, хрустя крекером.
– Вон тот, который яйца жрёт, – Саша указал за окно на рекламный щит.
– Ну? – спросил Лёня, мучительно раздумывая, стоит ли ещё налить или нет.
– Тебе не кажется, что он похож на Энтони Хопкинса в каннибала Лектора? – спросил Саша.
Лёня внимательно вгляделся в голубоглазого петуха и, когда тот ему подмигнул, сказал:
– Точно. А я всё время думал, кого он мне напоминает, – Лёня налил ещё по чуть-чуть и поднял стакан, приветствуя петуха. – Здравствуй, Хопкинс, Новый год, приходи на ёлку.
Историческое пари
Саща хотел разлить остатки водки, но Лёня решительно отобрал бутылку:
– Погуляли и хватит, – сказал он, – а то мы с тобой совершенно расслабились, а дел ещё вагон.
– На то были поводы, – примирительно сказал Саша.
Это какие же? – с интересом спросил Лёня, доставая из холодильника йогурты и четыре яйца, но, взглянув на «Хопкинса», два яйца положил обратно.
– Мой облом, твой приезд. Это что, разве не поводы, чтобы выпить? – с вызовом спросил Саша.
– Таких поводов я тебе найду тысячу, посинеешь пить, – саркастически заметил Лёня.
– Ты зря иронизируешь, это у тебя проявление какого-то скопчества. Ведь вся история человечества, если посмотреть в корень, непредвзято, это постоянный поиск повода для выпивки. И чем крупнее личность, тем значительней этот повод. Обычный человек обмывает покупку ботинок, ремонт унитаза, вступление в брак, рождение ребёнка. Я не говорю, что это плохо, просто это так есть. У некоторых поводы мельчают или исчезают совсем, вот тут начинается алкоголизм.
Лёня заслушался Сашу и чуть не сжёг яичницу:
– Слушай, – сказал он, – а то если и алкоголизм лечить с той стороны, с точки зрения укрупнения повода, повышения его значительности.
– Тут есть опасность впасть в другую крайность. Толстой, например, предлагает человеку ставить перед собой цель, выходящую за рамки реальной жизни, – сказал Саша, раздирая дымящиеся куски яичницы по тарелке, – но при этом исчезает сам стимул достижения цели, то есть повод для выпивки. Я, например, не уверен, что за пределами реальной жизни есть алкоголесодержащие сущности.
– Толстой не нальёт, – подтвердил Лёня.
– И так что ни возьми, везде повод первичен.
– И революции?
– В первую