продолжал двигаться и я, наверное, окунулся бы с размаху и сходу в накатывающую на берег океанскую волну, но тут-то и появились птицы.
Они налетели яростно и страшно, но сами-то они были вовсе не страшные: они были красивые. Такие красивые, каких я в жизни никогда не видел – ни во сне, ни наяву.
Я потом пытался их рисовать – только ничего не получалось, получались какие-то уродливые полу-чайки – полу-фламинго.
Они налетели белоснежной волной. И сбили меня с ног.
Почему?
Не было времени думать.
Всё стало повторяться с той жуткой периодичностью, что бывает только во сне. Что же, может это и был сон?
Белоснежная стая сбивала меня с ног, я поднимался и снова меня сбивали, и я падал на мокрый и солёный спрессованный песок в полосе океанского прибоя, и накатывал язык шипучей длинной волны – а я и не чувствовал совсем ни песка, ни брызг, и я почти ничего не видел – только мелькание крыльев, и почти ничего не чувствовал – только боль. Я видел, что откуда-то взялась кровь, и понимал, что это моя.
И тут я разозлился по-настоящему.
За что они меня так?
Разве я сделал им что-нибудь плохое?
Я просто пытался дойти до подъезда. А мне сначала подставили вертящуюся землю, а когда поняли, что это меня не остановит, напустили белых прекрасных птиц?
Так что же, если они прекрасные и белые, им можно бить кого хочешь?
Может, надо им дать забить себя насмерть за то, что они такие белые и прекрасные?
– Ну всё, – сказал я кому-то.
Я пытался в очередной раз подняться. Я не чувствовал уже ничего, кроме невыносимой боли и слепого бешенства.
– Вы сами виноваты…
И я ударил.
Потом ещё раз.
И Ещё.
И ещё…
Я старался не смотреть – что происходит с теми существами, которых я бью. Но я не мог не смотреть. И я видел, что те, кто были живы и прекрасны становятся мёртвыми.
Но я бы, наверное и дальше продолжал бить, теперь я уже знал КАКИЕ это птицы, ещё лучше понял, что они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО невыразимо прекрасны, ещё лучше рассмотрел их громадные нептичьи глаза – и это меня не остановило бы… Остановило другое.
Среди птиц вдруг появились слепые.
Даже не просто слепые – а вообще без глаз.
Вот этого я выдержать уже не мог.
Они не знали – куда они летят. Не видели.
В какой-то момент кадр застыл, и следующая секунда растянулась надолго, и я долго-долго видел перед собою застывший в воздухе, замерший, абсолютно неподвижный силуэт – огромные, неправдоподобные крылья, изогнутая морская шейка и беззвучный крик из раскрытого прекрасного клюва.
Я пропустил удар. Потом ещё один. И ещё. Я всё-таки сумел подняться…
«Сразу надо было уходить», – мелькнуло в голове.
И сразу – ещё одно – словно чужая мысль:
«Эх ты, убийца