Григорий Рейхтман

Птичий фургон. Часть первая. Птицы


Скачать книгу

дальше?

      Здесь исчез Витька. Потерялся на развилке. Расплылся у меня на глазах и стал воздушной рябью (растаял – год за годом, как осколок льда… Красиво, блин, да?)

      Совершенно недостаточно просто сесть на поезд и отправиться на его поиски. Даже если бы я знал адрес.

      А я не знаю адреса.

      Когда-нибудь, наверное, и на той части развилки в его стёкла ударит ветер. Но – там и тогда – ничего я не мог поделать. Только сесть в самолёт.

      Зато сейчас – могу. Могу увидеть – как всё могло быть. Коснуться ОТСЮДА. Есть странная надежда: это может всё изменить.

      Глава четвёртая. Переулок Медиков

      …Как всё началось?

      Мне было пятнадцать. Был день рождения. И было уже темно, потому что была, как нетрудно догадаться, осень.

      Вообще-то, я люблю осень, но сейчас не стану отвлекаться на неё. Потому что начнётся – тонкий ледок да звонкий голосок. Да листья такие-растакие разноцветные. А ведь это всё действительно так.

      И ещё была куча друзей, что само по себе немаловажно. Сейчас такой кучи нет, ну оно и понятно. Не май месяц. В смысле – не мальчик уже. А тогда, хоть и тоже был не май месяц, хоть и осень была, а друзей было много. Все они потом куда-то порастерялись. Выросли, и всё такое… А на самом-то деле, наверное, я не умею дружить – это ведь тоже, знаете, искусство.

      Ну вот, открыл окно. Слышу речку. Может, потом и совушка покричит, а то есть ещё тут такая птичка ночная – совершенно мне не известная – так она тоже покрикивает иногда, но – реже… Она тихо совсем вскрикивает и тоненько. Жалко её, конечно, из за таких криков. Сову не жалко, она большая. Дневных пичуг не так жалко тоже – у них есть солнце. А вот когда ты маленький, и ночь, и надо лететь куда-нибудь – вот тут-то поневоле закричишь тоненьким голоском, так что какому-нибудь типу с открытым окном, который как раз уселся за компьютер… (etc)

      Был вечер, был город и было темно. И все вели себя как попало. Свечи зажгли, ясное дело, как без свечей…

      Конечно, к этому шло. А потом были и другие вечера.

      Мы – просто резонаторы. Со степенями свободы: от любви до греха. Если резонатор звучит на обеих частотах, он разрушается. Он – а не любовь и не грех.

      Кто-то помог потом. Я не знаю кто. Кто-то молился за нас Богу, или кто-то, кто сам – Бог, просто помог.

      …Итак, я пил уже пятую или шестую чашку чаю, и очень не хотел домой, потому что было удобно и комфортно. И хотя пластинку переворачивали уже не в первый раз, а в стенку время от времени стучали – и сообщали нам – сколько времени – было абсолютно ясно, что если что-то и заставит меня встать и пойти домой, то это только чувство долга. А оно сегодня что-то не торопилось. Не торопилось, не торопилось – а потом и говорит человеческим голосом:

      – Ну ладно. Пожалуй, пойду.

      Оказалось, это мой голос.

      И вот мой длинный шарф, и поцелуй у двери, и эта нелюбовь не хуже, чем любовь.

      А что ещё скажешь, ну просто