почему так трудно писать и говорить слова. И вот почему я всегда предпочитал музыку. Интонации могут быть те же, но сочетания нот говорят сами за себя. Ни за одной из нот не закреплено – что она значит.
И неважно – было это, или есть сейчас, или только ещё будет. Может, всё вместе. Три следующих подряд ноты могут сказать больше, чем сто слов… И я всегда хотел, чтобы слова были – как мелодия. Где-то на пути от ритма узора к словам или нотам есть такая возможность, но скорость не всегда позволяет повернуть голову в этом направлении.
Сейчас-то я, кажется, успевал: этому каким-то образом помогало многослойное движение пространства за окном поезда. И слова появились, как ноты.
Дохнуло теплом с Юго-запада. Пришёл мягкий ветер, и стали оседать сугробы. Вечер будет странным и мглистым.
Тёмно-синие тучи придут на закате в зареве жёлтого света. Вот уже порывы ветра ударили по кровельному железу, опрокинули пустую железную бочку на заброшенной стройке напротив моего дома, распахнули мою форточку и принесли запах сосновой смолы и дыма чужих костров. Ночью ветер будет делать с городом всё, что захочет. Я не смогу уснуть. Потому что улицы станут другими, и я сам не понимаю – плакать мне, или смеяться?
Я бы смеялся. Но что-то внутри – не даёт. Или – кто-то? Какая-то густая холодная чернота. Бормочет, копошится. Хочет всё поглотить. Чтобы всё стало серым и скучным. Как эта осень. И – жёлтые огни…
Тёплый и сильный ветер, чистый, густой как морская вода. Сдвинь мой взгляд. Сдвинь взгляды моих друзей. Сдвинь вверх. Я больше не могу не уметь смеяться тебе в ответ, ответь мне. Осень делает шаг, и я пытаюсь сделать тоже. Что же теперь звучит только далёкий рёв ночного автобуса? Скажи – как шагнуть изнутри?
Как попасть туда, где всё это правда, ночью ли этой выйти из дома, оставив ключи на столе?
Может, просьба моя смешна? Когда-то я думал – я должен разбить стекло. Какая нелепость! Где это стекло? Я разбил так много стёкол, но все они были не те, и я только ранился осколками, и ранил других.
Ну почему вечно, всегда – за стеклом – ветер, но разобьёшь – и там только ночь?!
«Я один, – понял я вдруг, – я один, никого со мной нет. Я обращаюсь к кому-то, но там нет никого, это ошибка… Есть только – здесь и сейчас. Только тетрадь и шариковая ручка. И свет электрической лампочки. И чёрный глянец окна. И эти строчки. Только здесь ещё лес шумит, и горная речка, и совушка кричит в перелеске. И наша музыка на кассетах, и наш путь – неизвестно куда.»
Но это всё – здесь. Здесь, где я пишу это всё. А там?
Там наступает утро. Трамваи уже час, как пошли. Свет на кухне выключен, и в дальней комнате проснулась маленькая девочка. Комната перегорожена пополам стеллажом с книгами.
На двух дальних от входа стенах нарисована двойная птица: на одной стене она – птица лета, на другой – птица зимы. Одно крыло у неё – радужное, огненное, а другое – полно метелей