зубы теряем! А в благодарность что? Брат, дай мне лапу твою, помоги мне вылезти. Застрял я в этом железном гробу, будь он не ладен.
Жутко Чиновнику, озирается: хоть караул кричи – да язык не поворачивается; и рад бы бежать – да ноги не слушаются.
– Я по-пойду за подмогой… м-можно я приведу…
– Не надо, брат, – зловеще улыбнулся Пришелец и подмигнул, – сами управимся.
– Хорошо, хорошо, – торопливо закивал Чиновник в ответ и, как под гипнозом, поднявшись со стула, безропотно приблизился и подал дрожащую руку. Ледяные закостенелые пальцы впились в его ладонь и сдавили до хруста…
Встревоженная пронзительным вскриком, Секретарша вошла в кабинет и, потрясённая холодным сумраком и запахом гнили, охнула, ноги подломились, и она опустилась на пол, выстукивая зубами похоронный марш.
Чиновник был погружён головою в чрево сейфа по плечи. Застряв крепко в проеме, он скулил, переступал с ноги на ногу и тоскливо думал, как бы этот довольно-таки странный и неприятный случай отрицательно не сказался бы на его блестящей карьере.
На небе толстая сизая туча прятала солнце, и поэтому не было прямых и сильных лучей, а только рассеянные и слабые. И, вливаясь в окно кабинета, лучи пробиться сквозь вязкий сумрак не могли и копились, стыли у окна бледным облаком. Прохожие на улице, задрав головы, с любопытством наблюдали необычное явление: бледно-светящееся облако, подрагивая, висело у верхних этажей высотного здания.
Но как после ночи – какой бы она не казалась мрачной и бесконечной – наступает светлый день, так и здесь, подул долгожданный ветер, прогнал тучу, и на небе снова засияло солнце. Стынувшее облако переполнилось золотистым жарким светом и лопнуло, заливая сумрак кабинета…
Горький рассказ о царе Орьке
Раздавались ленивые аплодисменты.
– Для меня трон, – вещал хитрый царь Орька с огурцом в руке, тяпнув водки стакан-другой, – как священная корова, за вымя которой щупать не дам никому. Накося выкуси!
Это была чистая правда: с трона царь Орька слазить ни за что не хотел, дневал и ночевал на нём.
И страха Орька почти не ведал перед врагами. Но вот рельсы железнодорожные боялся он как огня. Потому как, чтобы стать царём, обещал голову на рельсы положить, если народ станет хуже жить, – и наврал, не положил. Сберегая голову, хитрый Орька приказал все рельсы распилить на куски мелкие: так он себя чувствовал куда надёжнее и спалось ему крепче.
А стерегли Орькин покой, от всяких лиходеев и лихоимцев, кривая царица с кочергой и хромая царевна с метлой. Они, осушив по жбану молока и стрескав по тазу пельменей, резво скакали вкруг трона.
Вот пожаловал на доклад главвельможа – Дивный Реформатор… то есть, чёрт возьми, извиняюсь, оговорочка вышла, Деформатор он! Такой весь лысенький, кругленький, жирненький… а розовенький-то! – до смерти боящийся ледяной золотозубой Колымы и жаркой клыкастой Африки. Перед входом в царские палаты Дивный Деформатор,