карамельных губ, пассажирам становилось спокойней.
В том числе, и Макееву. Однако что-то тянуло, как больной зуб. Он с надеждой взглянул на Исфандияр-ака, и тот, как всегда не подвел. Перегнулся через ручку кресла и успокаивающе похлопал Макеева по руке.
От этого простецкого движения Макеев взбодрился настолько, что решил дать знать о себе друзьям и близким.
«Написать смс Козихину? Нет, перебьется на изжоге. А вот жене надо».
Макеев набил на клавиатуре: «Я в Гаване по делам. Здесь очень жарко». Немного подумал и добавил: «Целую».
Затем решительно выключил телефон и засунул на самое дно портфеля. У него возникло ощущение, что все его долги и обязательства покрыты этой, в общем-то, незатейливой смс-кой.
И слава богу. Или по-местному: матерь божья и карамба.
На Кайо Ларго Макеев познакомился с еще одной особенностью кубинского житья. Оказалось, здесь солнце не заходит медленно за горизонт, а просто выключается.
Когда Макеев и Исфандияр-ака выходили из самолета, было светло, а когда вышли за пределы аэропорта, наступила глубокая ночь.
– Однако! – проговорил Макеев, потирая от удовольствия руки. – Начнем приключения, а, Хоттабыч?
Исфандияр-ака благодушно кивнул. Макеев заметил: в Москве лицо старика постоянно хмурилось, здесь же глубокие морщины разгладились, а мелкие собрались вокруг глаз лучами, наподобие тех, что рисуют дети вокруг солнца или древние ацтеки вокруг образа светлейшего Вицлипуцли.
Приключение явилось в виде донельзя кучерявого мужчины лет шестидесяти. Загорелый до черноты, но не мулато, в расстегнутой до пупа рубахе, обвислых джинсах и ярком шейном платке, он представлял собой весьма живописный тип, который, видимо, и вдохновлял старика Хэма.
– Сеньор ищет машину до отеля? – на сносном английском спросил живописный тип.
– Нет, я хотел бы, чтобы вы довезли меня до побережья. На пляж с песком.
– До какого именно места? – уточнил мужчина, нисколько не удивившись просьбе иностранца.
– Все равно куда. Только что бы это было безлюдным местом.
– О кей. Семьдесят куков.
– Почему так дорого? – спросил Макеев из чисто академического интереса.
– Потому что в два конца, – невозмутимо объяснил тип.
– О кей, – в свою очередь сказал Макеев. – Пусть будет семьдесят.
Кучерявый протянул руку.
– Я Эстебан.
Эстебан вывел его из здания аэропорта, более похожего на небольшой сарай. У самых дверей, в луже желтого света, стекавшего из единственного фонаря, стоял приземистый красный автомобиль. Марку Макеев определить не смог, но по острым, как плавники акулы, крыльям и сдвоенным фарам, предположил: модель года так 1958-го, если, вообще, не 1955-го.
– Неужели это корыто до сих пор ездит? – задал он риторический вопрос по-русски, и тут же перевел кучерявому другу:
– Сколько миль может проехать этот ветеран, не преставившись раньше