и зашмыгала своим бугристым носом.– Ты хоть ей скажи…
– А что я?.. У них своя жизнь.
Перед холодильником в раздумье стояла Даша, примеривала, куда пришлепнуть наклейку от жвачки.
– Деда, тут – гусята, а тут будут жуки, хорошо?
– Клей – хоть куда. Хочешь поехать с папой к тем деду с бабой?
– Мама говорит, у них есть теленок. И еще – коровка, и кот,– произнесла внучка тоном – что, конечно: хочу – и приклеила криво бумажку на холодильник.
– А у нас опять скала растет в огороде,– поделился дед заботою с внучкой.
– Где? Покажи!
Они пошли в огород. Даша тонкими гибкими пальчиками обхватила его мизинец, Дашины ножки в сандалиях и в носочках, с припухлостью у колен, мелькали из-под платья так быстро. Но нельзя было, как хотел дед, одним духом дойти до скалы: по ветвям яблони над головой прыгала птица – нужно было посмотреть, какая она и понаблюдать, нет ли у ней детишек; мотылек летал над травой, а возле тропинки, в лохматых виноградных корнях обнаружилась игрушка, которую прежде долго искали.
Скала на огороде оказалась не горою, как вообразила Даша, а самым обычным камнем – он выставлялся со дна ямки, вырытой дедом.
– Это скала, деда?
– Скала.
Они помолчали.
– Ты хоть не будешь плакать?– спросил внучку дед.
– Я не буду,– ответила внучка и, правда, не заплакала, когда вскоре уезжала на «жигуленке» с отцом и махала с заднего сиденья ручкой в окно: матери, бабушке, деду, всклокоченному собачонке Матросу, который с прогулки вовремя примчался к семье.
Автомобиль уехал, Вера с матерью ушли в дом, Матрос протрусил вдоль забора из металлических прутьев, постоял на углу, задрав ногу, и скрылся; дед присел на лавку у калитки, чтоб отдохнуть.
За противоположной обочиной начинался широченный винзаводовский виноградник.
Любопытно, какой у них урожай? Хотя, каким ему быть? Само собою, плохой. Здесь, на огороде и то – выродился сорт, ягоды измельчали, а прежде – на загляденье родились гроздья: летчики с аэродрома не зря облюбовали, где себе покупать. Все вообще делается хуже и хуже. Что поделать тут?!
– Извините, у вас комната не сдается?– услышал дед вежливый мужской голос и очнулся от своих мыслей.
Спрашивал с дороги длинный худой мужчина лет тридцати.
– Комната?– отозвался дед.– Вы – из каких краев? Сибиряк?
– Из Сибири.
– Я по акценту. Москвичи – те как-то – на «а», а сибирские – глухо, на «о».
Сибиряк поддернул на плече ремень спортивной сумки, которую нес, и подошел к деду.
– Значит, отдыхающий? Как бы это… «дикарь»?– уточнил дед.
Мужчина кивнул головой и подтвердил окающим баском:
– Только что прилетел. Собирался было – до города, на автобусе, да посоветовали сначала здесь жилье поискать.
– А надолго вы?
– На неделю.
– У хозяйки сейчас узнаем про комнату,– произнес дед, подымаясь на ноги и распахивая калитку,– Милости просим,– пригласил он.
– Мать,