несколько лет и от рассуждений о светлых днях и чистой воде останутся лишь слова, а затем только буквы, но и они покроются пылью.
«Пора заканчивать», – подумал Клим.
– Все мы тут отмечены, поэтому и…, – не договорив, старик икнул и умолк.
«Может, я и не понимаю многого, но в отличие от тебя иду туда, где возможно найду что ищу, а не рассуждаю о том, в какой дыре мы находимся. Каждый волен взять и уйти, но не многие уходят, потому что свыклись».
Старик встал. Проскрипел стул. Сделав прощальный жест рукой, он указал глазами в сторону выхода, намекнув о затянувшемся разговоре. Пробираясь между квадратных столов, поковылял к выходу.
Клим посмотрел на скучающих за соседними столами скитальцев. Ближе к утру, большая часть разбредётся по закоулкам неизвестно для чего и зачем. У каждого из них своя ноша. О ней ни кто не скажет. Не потому, что не хочет. Некому. Выслушивать, что накипело, способен не каждый встречный. Столкнуться где-нибудь с ним проблематично.
«Таких отзывчивых, возможно и нет», – допустил Клим и услышал грубый возглас.
– Но ты!
В бар вошли трое. Один брезгливо толкнул старика. Гул в баре на минуту утих.
– Чего смотришь! Давай, давай проваливай, – прозвучал надменный тон невысокого бородатого мужчины.
Старик поднялся с пола. Задержавшись у дверей, стал искать что-то в карманах куртки.
– Да что ты копаешься! Проваливай, – психанул бородатый, одетый в безрукавку на подкладке и бесформенных штанах, выталкивая старика на улицу.
Толпа проводила его настороженными взглядами, возобновив шум в баре. Вмешиваться ни кто не хотел.
«С этим стариком что-то не так. Он мог разделаться с ними в два счёта. В его движениях ощущалась энергия. Он словно решал судьбу этих трёх задирал. Какая-то сила скрывается под потрёпанной одеждой. Ни кому в баре и невдомёк. Старик не был обескуражен и не испытывал страха. Скорее жалость. Взгляды шарили по его спине, среди которых был и мой. Он вёл нетерпение посетителей бара, подтверждая сказанные слова».
Встречаясь, каждый день, жизнь и смерть высекают искры безумия. Опустошённость, опасение, дрожь. Оболочки когда-то были людьми, но утерянная роскошь против их воли невосполнима. Они не знают, что несчастны. Им кажется, что все кроме них и есть безумцы.
Покинув заведение с тревожным предположением, Клим осмотрел полную неприятностей дорогу. За стенами домов, в уцелевших комнатах и коридорах кто-то чеканил времена, когда граница пустоты и надежды станет отчётливой и сравнимой. Но Климу сравнивать было не с чем. Он только слышал об изобилии, уютных, чистых дворах. Красивые легенды о величии города, который превратился в преисподнюю.
«Кто они – зашедшие в бар? Случайные посетители или кочующие шакалы. Наводчики? Или промышляют разбоем. Присмотрели небось кого ни будь? Вломились на огонёк, а поживиться нечем. И кто же этот самобытный старик. Обошлось без драки. Ну