тут же обнародовал.
Все настолько обрадовались такому варианту, сулящему огромную экономию сил и времени, что те семьсот-восемьсот метров, которые необходимо было пробираться сквозь кусты, вызвали лишь лёгкую досаду…
Отчаянье стало появляться только к исходу третьего часа блужданий в непроходимых ивово-ольхово-берёзовых джунглях. До этого же мы бодро отыскивали сначала север и юг (но небо давно заволокло тучами), а потом, естественно, виновного в наших злоключениях. Впрочем, я не совсем точен, потому что виновник был найден сразу. Нет, я не отрицал своей вины, но всё же рискнул напомнить своим соскитальцам, что они уже давненько покинули детские садики и даже школы. Тогда они, легко отказавшись от своей взрослости, тут же навешали на меня ещё столько собак, что я счёл разумным надолго замолкнуть, чтобы не оказаться виноватым в иных катаклизмах, как планетарных и галактических, так и локальных. Я решил выждать время, ведь, когда усталость возьмёт своё, ни у кого не останется сил заниматься поисками крайнего.
Так и случилось. Теперь ночная тишина нарушалась лишь чавканьем сапог по болотистой поверхности да хиленькими всхлипами и стонами. Очень редко доносился шум проходящего судна, но звук настолько ровно расходился в ночном воздухе, что определить точно направление на него было невозможно…
В нашу квартирку мы ввалились часов в пять утра, и очень напугали своими лохмами, замусоренными листьями и паутиной, и лицами, иссечёнными ивовыми плётками, Вовочку и ещё троих мужиков, сидевших за богато накрытым, но изрядно опустошённым столом.
– А вот и мои друзья, – очень даже заплетающимся языком промямлил сквозь набитый рот Вовочка.
Один из мужиков, чернобородый красавец, поднялся со стула, пристально посмотрел на нас и недоверчиво протянул:
– Так это и есть твои симпатичные ребята и красотка-девушка?
Таня зло, по-мужски, сплюнула на пол кровь, сочившуюся из рассечённой веткой нижней губы, и шагнула вплотную к красавчику:
– А что, я тебе не нравлюсь?!
И они упёрлись друг в друга такими красноречивыми взглядами, что я сразу понял: у нас с Таней больше ничего не будет!
XXIV
Я одиноко сидел на заброшенной барже, пытаясь утопить своё горе в самогонной водке. Пить не хотелось абсолютно, но что поделать, такова традиция, не нами заведено, не нами и порушено будет.
По идее, алкоголь не должен был брать в плен ни моё тело, ни мой разум. Но он, зараза, брал! Либо самогонка была очень качественна, либо горе моё не так уж цепко вгрызлось в меня. И последнее вернее, потому что, несмотря на всю прелестность Танюши, я почему-то очень мало опечалился тем, что ей понравился кто-то другой.
– Странно, – рассуждал я сам с собой вслух, – ведь мне казалось, что я её так люблю! Что если она меня покинет, то жизнь сразу станет тяжёлой гнетущей обузой, и я без сожаления сброшу её. Я даже не мог представить, что просыпаюсь и не вижу эти волшебные глаза, эти пенистые волосы, что