уже другое, морщинистое лицо, – Как сигать с верхнего этажа – так герой, а как потерпеть немного, да полечиться – так скисла сразу! Ничего, скоро побежишь, вон доктора говорят, организм-то крепкий у тебя…
Доктор в шапочке тем временем садится на край моей кровати, откидывает в сторону простыню и начинает отрывать пластыри на моем животе.
Мне неприятно лежать вот так, голой, посреди безжалостного дневного света, не нравится, как он уверенно и резко срывает мои повязки.
– Так-с. Ага, отлично-отлично, – приговаривает он сам себе. – Повязочки два раза в день меняем, гинеколог пусть посмотрит ее сегодня же, кушать понемногу начинаем, – все это говорится кому-то, кого я не вижу, должно быть, за моей кроватью стоит кто-то еще. От того, что кто-то, кого я не вижу, стоит и смотрит на меня голую, становится совсем неловко, да еще все ведут себя так, будто не лежит на соседней кровати молодой мужчина с трубками в носу.
Я поворачиваю голову и смотрю на него, но он, кажется, уснул, или сделал вид, что спит. Чувствую к нему, вежливому, неясную благодарность.
Едва врач со своей невидимой для меня свитой уходит, я, уже не обращая внимания на вежливого соседа, отодвигаю своей единственной левой рукой наскоро приклеенные на место пластыри.
Ужасный, грубый и извилистый шов тянется вдоль моего живота. Начинаясь от самой груди, он огибает пупок и спускается ниже, почти до лобка. Края кожи, кое-как приставленные друг к другу, будто сопротивляются такой насильственной состыковке, поэтому в некоторых местах кожа воспалилась и покраснела, в некоторых же, наоборот, будто провалилась. Через каждый сантиметр торчат зеленые нитки, словно наспех завязанные в узелки.
Не верю своим глазам.
Что со мной? Как могу я оставаться живой, будучи так варварски раскроенной, и так наскоро зашитой?
А, может, это все же вовсе и не я? Наверное, это сон, не может же быть правдой то, что я так страшно изранена. Ну, конечно же, это – сон.
От напряжения, с которым я разглядываю свое тело, снова начинается тошнота. Меня рвет отвратительной горечью, спазмы все не проходят, становится настолько плохо, что я больше не могу это терпеть и, кажется, снова начинаю плакать.
Слышу, что кто-то ко мне подходит, слышу далекие голоса, но больше не открываю глаза и не откликаюсь.
Пусть они помогут мне, пусть они сами помогут мне, пусть не дают мне никаких команд… мне все равно, я хочу, чтобы меня не было здесь, не хочу ничего… Спать, я хочу только спать!
Хочу, чтобы все ушли, хочу, чтобы было темно, хочу, чтобы про меня все забыли!
Открыв в очередной раз глаза, тут же снова закрываю их. Похоже, происходит гинекологический осмотр. Сосед по-прежнему «спит» напротив, в ногах моей кровати – красивая женщина. Она сосредоточенно работает, орудуя чем-то у меня внутри. Я смотрю на свои ноги, согнутые в коленях и сильно перепачканные кровью. Что со мной происходит, осознавать уже не в силах, у меня снова начинается истерика.
– Как