Так его… увезли его уже, в отделение увезли. Да, в отделение, куда ж еще? Завтра и тебя туда повезем, будешь выздоравливать потихонечку. И память вернется, и есть будешь…
Анна Романовна снова берется за губку и продолжает протирать мне ноги.
Теплая вода и какой-то домашний запах мыла действуют успокаивающе. Может, и нет на мне никаких ужасных ран, и они мне все-таки приснились?
Я думаю над словами Анны Романовны про то, что меня никто не хватился. А как же мама?
Мама в другом городе, внезапно вспоминаю я. И отец. И вдруг я совершенно отчетливо понимаю, где именно я нахожусь, а, главное – почему.
Глухая боль, которую я неожиданно вспоминаю, также говорит за то, что все это – никакой не сон.
Закрываю глаза.
Ко мне вернулась память.
И воспоминания последних дней и месяцев, которые природа бережно попыталась было от меня скрыть, буквально ворвались в мой мозг и тело.
– Не надо! – я, наверное, кричу это вслух, потому что Анна Романовна, бросив губку, подскакивает и не может понять, что могло вызвать такую мою реакцию.
– Ты что это, девонька? Больно? Где? Можно укольчик обезболивающий поставить!
Вместо ответа я мотаю головой: не больно. И чувствую, как горячие слезы щекочут кожу головы и стекают куда-то вниз. Больно, еще как больно! Да только вряд ли здесь поможет укол.
– Валерия? А можно – Лера? – спрашивает молоденькая преподавательница, сама вчерашняя студентка.
– Конечно, можно, – я стараюсь напустить на себя беспечный вид, как будто ничего не происходит, хотя внутри я просто ликую. «Лера!» Как же я раньше не догадывалась быть «Лерой»! Все школьные годы я всегда была для всех «Валеркой», и это полумужское имя преследовало меня и приносило столько страданий.
Всякий раз, натерпевшись издевательств по поводу соответствия имени и пола, я обижалась, страдала и обвиняла во всем родителей. Ну, что им стоило назвать меня, например, Олей, а еще лучше – Катей! В ответ мама пожимала плечами, а папа начинал мне рассказывать про великих Валерий в истории мира и искусстве. Естественно, что такие рассказы являлись очень слабым утешением для меня, десятилетней. Было ли мне дело до любимой женщины какого-то Спартака, если во дворе и в школе мое имя доставляло столько страданий!
И вдруг все оказалось так просто – Лера. Ну, конечно же, Лера! Я с обожанием смотрю на Ирину Павловну, одной изящной фразой осчастливившую и благословившую меня на всю мою дальнейшую жизнь.
Так, с переименования, началась моя студенческая жизнь. Вернее, началась она даже немного раньше, с экзаменов.
Вступительные экзамены в университет дались мне легче, чем я могла себе представить. Две пятерки и четверка, и это при проходном балле в двенадцать!
В общежитии мне дали комнату на одного, потому что в клетушку такого размера физически не входила вторая кровать. Площадь моей комнаты едва ли превышала шесть квадратных метров.
Сначала