пропал, а его огород теперь должен был кормить половину деревни.
Кое-как, считая каждую копеечку из отложенного на чёрный день, прожила семья до зимы. Нино не могла работать, ибо решительно некому было сидеть с детьми. Пасико гораздо раньше Мамуки почуяла неладное. Она была поглупее брата (хотя и старше), но зато с остро развитой интуицией. Пока мальчик искренне верил в «письма от папы», которые мама продолжала исправно сочинять – девочка уже поняла, что никакого Деда Мороза нет и впереди их ждут тяжёлые времена.
Отопление в доме Гвиниашвили поддерживалось своими силами. Половина дров, хранящихся в амбаре, сгорели тем роковым летом. По расчётам Нино оставшейся половины должно было хватить на зиму. Но к февралю 2011-го дрова закончились, а денег на их покупку не было. Вся деревня изнывала от холода. Чтобы согреть себя и детей, Нино сожгла добрую половину мебели. Один за другим в печку отправлялись стулья, полки и тумбочки. Шкафчик, где Пасико хранила карандаши и бумагу, пошёл в расход вместе с содержимым. Наконец и сам амбар, где некогда хранились дрова, был разрублен в мелкие щепки, чтобы в последний раз послужить теплу своих хозяев.
В начале марта ударили неожиданно жестокие последние заморозки. Нино вооружилась топором и пошла в лес. Она не умела рубить дрова и никогда этого не делала. Да и все взрослые мужчины в посёлке, как и Нодар, поехали работать в столицу. Хрупкая женщина сама умудрилась срубить берёзу и на санках привезти её по дюжине брёвнышек домой. Однако вскоре мать – а вслед за ней и все трое детей – не на шутку простудились.
Денег на лекарства не было, и лечение всей семьи продолжалось без малого три недели. Но когда мама и двое старших были здоровы, самая младшая никак не хотела идти на поправку. Местный врач констатировал, что у трёхлетней малышки простуда перешла в воспаление лёгких. Ещё неделю мать тщетно боролась за здоровье девочки. Но к концу марта маленькая Нелли скончалась.
Пасико и Мамука ещё не успели её полюбить, не успели распознать в ней новое человеческое существо. Она была для них словно маленький зверёк, который вечно пытается влезть в их устоявшиеся игры, ничего в них ещё не смысля. Гораздо больше, нежели скорбь по умершей сестре, Пасико ощущала скорбь своей матери. Смерть младшей дочери окончательно выбила Нино из колеи. Это был последний и самый жестокий удар судьбы, после которого она никак не могла оправиться.
Пасико на всю жизнь запомнила самопальный гробик размером с чемодан, который погружался под землю на местном кладбище. Это страшное место для неё словно жило отдельной жизнью и никак не могло быть связано с ней или её родными. И теперь, когда девочка поняла, что там может в любой момент оказаться мама, папа, Мамука или даже она сама – ребёнок мгновенно повзрослел и иначе взглянул на жизнь. Пасико выучила грузинскую молитву, которую читала, пока гробик погружался под землю: «Господи! Упокой душу рабы Твоей Нелли