единственный глаз, сказал комбат, выслушав меня.
Вскоре несколькими ударами в висевшую на суку снарядную гильзу дневальный известил о подъеме. Жмурясь после сна от яркого света, ежась от утренней бодрящей прохлады, ребята лениво выходили из палатки и бежали по утренней росе в дальние кусты, а затем тянулись к прикрепленному на дереве единственному умывальнику.
Один из них, Сережа Деточкин, сутулый, нескладный ленинградец, вытянулся перед стоявшим в стороне комбатом.
– Товарищ лейтенант! У меня кто-то блинчик стащил.
– Хорошо, я разберусь, идите, – только и мог сказать комбат. «Кто же это, черт возьми, промышляет тут?» – подумал он.
Он стоял злой, всматриваясь в проходящих мимо ребят, надеясь на лице кого-то из них найти ответ на свой вопрос. Но перед ним вот уже дважды (туда и обратно) прошла почти вся батарея, а малейшего подозрения никто не вызвал.
Комбат хотел было уже оставить свой пост, когда внимание его вдруг привлек пробегавший мимо к умывальнику Паша Макаренко: губы его, щеки были все в чернилах.
«Наконец-то!» – подумал лейтенант и подозвал Пашу к себе.
– Что это у вас лицо в чернилах? – спросил комбат.
– Не знаю, – с искренним недоумением ответил Макаренко. Он провел ладонью по щекам, потом посмотрел на руку.
– Как же это вы не знаете?
– Не знаю, – повторил Макаренко, еще не догадываясь, что же произошло.
– Ну что ж, тогда я вам объясню. Вы только что там, в кустах, съели блинчик, в который был настроган химический карандаш. Все очень просто, как видите.
Макаренко стоял, опустив глаза, подавленный, не зная, что сказать. Проклятый блинчик! И все из-за Валерки!
Маленького роста (в строю он стоял на самом левом фланге), слабого, его опекали физически крепкие Курдюкин и Дроздов. Все трое были из одного города – Орска. Еще там знали друг друга и здесь держались вместе.
Сегодня утром, когда все еще спали, спрятав головы под одеяла (так теплее), Курдюкин решил пошарить по котелкам, и, поживившись двумя блинчиками, один из них удружил рядом лежащему Макаренко.
И вот сейчас ему надо что-то говорить, оправдываться. А что он может сказать?
– Вы только, это самое, не думайте, – блинчика я не брал.
– Вот тебе раз! Блинчика он не брал!
– Не брал, – упрямо твердил Макаренко.
– Как же он попал вам в рот? Вам что – насильно кто-то его впихнул туда?
Бедный Паша ничего вразумительного сказать не мог. Он стоял, опустив голову, весь вспотевший от волнения, с лицом в чернилах и молчал.
– Ну вот что, Макаренко, у меня нет ни времени, ни желания с вами возиться, – терял терпение комбат. – Или вы сознаетесь во всем и скажете мне всю правду, признаетесь, что и блинчик, и все пропадавшее в батарее дело ваших рук…
– Я ничего не брал ни у кого, и блинчика тоже не брал, – дрожавшим голосом лепетал Паша.
– …