Номер недолго ходил среди бойцов отдельного отряда, пока его не разорвали на самокрутки у памирского перевала Талдык.
– Вы случайно медикаментов не захватили? – с надеждой спросил товарищ Падре, обратившись к Катрине Пат. Очевидно, он принял её за представительницу Красного Креста.
– Нет, что вы. Я как-то не подумала, – покраснела Катрина, смущенно пряча блокнот в полевую сумку.
– Жаль, пригодились бы, а то сейчас начнется, – разочарованно сказал Мальцев. Он прильнул к окулярам бинокля. Будто в доказательство его уверенных слов перед линией окопов у дальних бугров (это было отчетливо видно даже невооруженным взглядом) зашевелилась пыльная полоса.
– Марокканцы, – просто сказал Мальцев, передавая бинокль Волохову. – Сейчас они с нас шкуру сдирать будут.
Марокканцы действовали под прикрытием батареи, которая вела редкий огонь, который не прекратился, когда в полукилометре от позиции интербригады стали видны цепи мерно шагавших спешившихся кавалеристов в арабских бурнусах. На флангах интербригады застрочили пулемёты, но цепи атакующих не залегли, а продолжали двигаться вперед.
– Приготовиться к контратаке, – отдал команду Мальцев.
Волохов видел, как зашевелились в траншеях бойцы. Кто-то торопливо засовывал за пояс гранаты, кто-то пристегивал к винтовкам штык. Артиллерийский и пулеметный огонь стал более частым. А цепи атакующих продвигались все ближе и ближе.
– В атаку, вперед! – закричал Мальцев, взмахивая револьвером и вставая на высеченную в каменистом окопе ступеньку. Никто не двинулся вслед за ним. Мальцев упал за бруствер. Над ним пропел целый рой пуль.
– В атаку, мать вашу! – заорал Мальцев, осыпая солдат отборным русским матом. Никто не поднимался. Огонь со стороны марокканцев усиливался. Интербригадовцы все сильнее вжимались в окоп. Ревели моторы итальянских танкеток – франкисты приближались.
«Ну, какая, в конце концов, разница – умереть через тридцать лет в своей кровати или вот сейчас, в следующий миг, в этом окопе. Все равно, смерть есть смерть. Может, лучше принять её внезапно, в расцвете сил, а не потом, когда жизнь добьет тело хворью, немощью, и старость схватит за горло», – лихорадочно думал Волохов, стискивая в пальцах горячий песок.
Он старался думать, логически рассуждать, но тело дрожало, и живот стискивался судорогой, тошнило.
«Я боюсь, я хочу еще пожить, чтобы дышать воздухом, есть, спать, любить», – Волохов ненавидел, презирал себя.
Но ничего не мог с собой поделать. Он знал совершенно точно – как только в поле зрения появится первый марокканец, мгновенно прекратятся мерзкая дрожь, спазмы, и в конец перепуганное тело подчинится силе разума и воли: вперед, в драку, на смерть! Волна крови прильет к голове, сердце застучит быстрее. И вместе со всеми он сорвется с бруствера на врага, чтобы крушить, рубить, стрелять. Рвать зубами.
Но подняться