теряюсь.
Я подробно объяснил ему, как нас найти, и важно заявил режиссеру:
– Сейчас к нам придет известный американский актер, волей судьбы оказавшийся в наших гостеприимных краях.
– Гонишь, – не поверил он.
– Я? Гоню? Вон смотрите туда! – Показал на тропинку. – Не пройдет и пяти минут, как он предстанет перед нами.
– Джордж Клуни? – спросила актриса.
– Круче! Эдди Мерфи…
Прошло шесть минут.
Вау!
Из парка вышел Майкл. На долю секунды мне стало стыдно. Потому что я забыл о его постиранной одежде. А в том, что она окажется постиранной, я не сомневался. Но – забыл! Никитична жила одна. Уверен, ей приятно за кем-нибудь поухаживать, даже за республиканцем из Нью-Йорка. И… У нее начисто отсутствовал гардероб для гостей. Так вот, мне стало стыдно за внешний вид Майкла. Но только на миг, на один только миг! Подло стыдиться своих знакомых даже если они являются в самом непотребном виде. А именно в рваном, словно его кусали голодные овчарки, ватнике, широченных штанах неопределенного цвета, опоясанных солдатским ремнем, и белоснежных «Рибок» баскетбольного фасона. В руках – небольшая видеокамера.
– Мамочки! Кто это? Бомж? – манерно воскликнула актриса. – Ужас!
– Ну да, это не совсем Мерфи. – Я решил сказать правду. – Это ученый-историк, из Америки. Майкл Белл. – Только вчера прилетел.
– Быстро же он деградировал, – заметил режиссер.
– Вот прикол! – непонятно чему обрадовался Паша, снимая с шеи телефон. Наверное, он, как и я, любил занимательное видео.
Майкл, заметив пристальные взгляды, боязливо остановился в шагах десяти.
– Саша. – Он негромко позвал меня. Я встал со стульчика. – Никитична кушать зовет. А когда мы в монастырь поедем?
Мощная, потрясающе выразительная немая сцена!
Группа вернулась к съемочным делам, а мы возвратились к Никитичне. Майкл еще раз робко напомнил мне про монастырь, но я посоветовал ему просто походить вокруг деревенской церквушки, чтобы духовно подготовиться к поездке.
– Там, брат, может сильно шандарахнуть по голове, без адаптационного периода. Эффект будет сильнее, чем от гречишного поля. А ты еще и баню принимал. Как тебе, кстати?
– Хорошо, – сказал Майкл. – Очень хорошо.
Приближался вечер. В доме Никитичны было прохладно. Со стен смотрели пожелтевшие портреты в скромных бумажных рамках. Муж, умерший несколько лет назад, сама Никитична. Оба – молодые и официальные – в костюмах, на которых красовались награды. Там же висели уже цветные, современные фотки детей и внуков, живущих на Сахалине.
Мы хрустели малосольными огурчиками, обжигались вареной картошкой, и хвалили розовое сало. Нашлась и бутылка. Никитична пила куда больше, чем Майкл. Закончив трапезу, вышли с ученым на крыльцо.
– Кузнечиков будем слушать? – поинтересовался он.
– Точно! Ты, главное, не скучай. К тому же тут другие кузнечики. Прислушайся… Наши в другой тональности работают.
– Саша, – осторожно начал