слышно, наконец на деревянной лестнице раздались тяжелые шаги, дверь отворилась и на пороге появилась желтая и сморщенная, как печеное яблоко, старуха. Сквозь узкую щель, которую она старалась сделать еще уже, Сирано разглядел какое-то тряпье, развешанное по стенкам, какие-то полуразвалившиеся нары у круглого грязного стола и над всем этим едкий смрад неряшества и нужды.
– Чего вам? – спросила старуха.
– Мне бы хотелось поговорить с одним молодым человеком, который живет здесь.
– С молодым человеком? У нас их целых десять! Вам кого же именно надо? – хрипло смеясь, проговорила старуха.
– Мануэля! Кажется, его так зовут.
– А, Мануэль, да, такой есть у пас!
– Где же он?
– Он вышел с Зиллой и Бен-Жоелем.
– Где же мне искать его?
– А, вероятно, на Новом Мосту!
– Благодарю вас! – сказал Сирано, всунув в худую сморщенную руку старухи деньги, затем, мельком взглянув на высовывавшиеся из-за нее весьма подозрительного вида физиономии, направился к Новому Мосту.
Было всего лишь десять часов утра, а у моста уже сновала густая шумная толпа. Особенно сгустилась она у рва Несльских ворот, где помещался театр марионеток.
Этот театр принадлежал знаменитому Жану Бриокки, или Бриоше, составившему себе довольно гром, кое имя.
Из театра доносились глухие звуки музыки. Вдруг в дверях показался сам директор в сопровождении своего товарища Виолена. При виде своего любимца толпа моментально притихла и замерла в ожидании чего-то интересного.
– Милостивые государи и государыни, прежде чем поднять занавес, я предложу вашему уважаемому вниманию нечто весьма интересное! – начал тот, произнося слова с сильным итальянским акцентом. – Например, приключения горбатого шута, прелестное бесподобное зрелище, прекрасное средство против ипохондрии! – вставил Виолен.
Взрыв гомерического хохота заглушил его слова.
– Вероятно, вы уже слышали кое-что о моей обезьяне, Фаготене, этом чуде из чудес?
– Да, да, слышали! Фаготен, Фаготен! – заорала толпа, развеселившаяся под впечатлением этого предисловия.
– Итак, господа, я покажу вам это чудо даром, совершенно даром, как показывал вчера, как покажу и завтра! – продолжал оратор.
По данному знаку Виолен исчез и вскоре вернулся, ведя за руку комично одетую обезьяну, выступавшую с уморительной важностью рядом с ним.
– Это он, браво, Фаготен, браво! – смеясь, кричала толпа.
Нужно пояснить, что обезьяна изображала настоящую карикатуру Бержерака. Эта комическая копия фигуры, костюма и гордой походки поэта стоила Бриоше немалых трудов.
«Обезьяна, – как говорит сам герой нашего романа, – была толста, как амьенский паштет, ростом почти с человека и чертовски смешна, Бриоше украсил ее старой вигоневой шляпой с большим пером, еле закрывавшим ее дыры и заплаты; па шею он пристегнул шутовской воротник и, наконец, дополнил весь костюм модным