я не знаю, о чем вы хотите мне сказать?
– Вы облегчаете мою задачу, и все же, сенья Аудьярта, чтобы вы могли сохранить в душе уважение к своему супругу, позвольте мне сказать самому – от первого слова до последнего.
– Дорогой Гвидо, вы мне с детства – как брат! Что такого я о вас могу узнать, чтобы это могло уничтожить любовь и уважение, которые я питаю к вам? Не верю даже, что вы способны совершить такое. Ну, молчите же! Вы хотите признаться, что были влюблены в мою сестру? Ах, ради этого не надо геройства: для кого же это секрет!
– Простите меня, сенья Аудьярта, но хорошей же вы будете женой, если перебиваете и спорите с…
– Пока только с женихом, сеньо Гоасс. Впрочем, простите мою неделикатность. Она вызвана только заботой о вас. Я была неправа. Я слушаю вас.
Гвидо Гоасс молчал: видно, один раз уже настроившись на разговор и будучи сбит с задуманного, он с трудом заново собирался с мыслями.
– Простите же меня! – воскликнула Аудьярта. – Обещаю, больше ни слова, пока вы сами не спросите меня.
И она протянула ему руку. Гвидо принял ее на ладонь – красивую крепкую ладонь воина, уже третий год защищавшего Запертое ущелье.
– Сенья, я не могу любить вас. Я люблю другую, и эта другая – не ваша сестра. Она – особа низкого происхождения и вам не соперница. Пусть имя ее никогда не коснется вашего слуха, пусть ваше благородное сердце никогда не знает тревоги. Я принесу клятву перед алтарем быть верным своей супруге – и эту клятву я сдержу. Я не смею обмануть вас: моя верность будет принадлежать графине Гоасс, но мое сердце – другой.
– Гвидо! – побледнела Аудьярта. – Эта свадьба никому не принесет счастья. Вы знаете…
– Позвольте мне перебить вас, сенья. Это не тайна, о чем вы мечтали. Я знаю, что вы покоряетесь воле отца – из этого я заключаю, что вы будете хорошей супругой.
– Я постараюсь. Теперь, сеньо Гоасс, позвольте мне идти: осталось не так много времени, а у меня на душе много такого, что я должна открыть нашему Господу.
Гвидо Гоасс очень долго смотрел ей вслед. Потом перевел взгляд на небо. Нет, он не ангелов искал и хотел увидеть, но хоть малейший признак того, что первая в этом году гроза разразится наконец, пусть и в разгар его свадьбы. Становилось все труднее дышать.
Тем временем на огромной кухне замка приготовили стол для музыкантов, и все они, отложив инструменты, собрались вокруг него, воздавая хвалу щедрости хозяина и хозяйки и искусству их поваров.
Но песенки лились из зала одна за другой, выводимые все тем же легким голоском, и мадонна Эрменхильда оглянулась в поисках Беренгьеры. Нигде? Пропала. Шальная девчонка. Не случилась бы чего! Мадонна Эрменхильда озабоченно нахмурилась.
Но тут в кухню, запыхавшись, влетела Беренгьера – раскрасневшаяся, с мокрым от пота лицом.
– Где ты была?
Беренгьера смущенно сморщила нос.
– Отчего не предупредила?
– Вы были заняты, матушка.
– Хороша помощница! Пошли Мартиту, пусть позовет жонглерку к столу. Да смотри, сама к ней близко не подходи и не заговаривай: