разговаривать мы так и не научились. Зато в институте у меня не было никаких проблем с немецким языком – и я абсолютно без напряжения сдавал «тысячи». Но после института я занялся английским, а немецкий совершенно забыл, хотя кое-какие слова иной раз и всплывают.
Я не помню, как мы в школе питались. Некоторые, конечно, приносили бутерброды. Я, наверное, нет. Значит, ходил в столовую. Обычно, если кто-то доставал бутерброд, то к нему кто-нибудь подскакивал и говорил: «Рубани» (т. е. дай кусочек). Конечно, все делились. Это были правила хорошего тона. А вот еще одно жаргонное слово, которое сейчас исчезло из употребления, – «огольцы», т. е. пацаны. А слово «пацаны» носило нейтральный оттенок – просто мальчишки.
Классе в седьмом или в восьмом мы захотели научиться танцевать. Откуда-то появился здоровый мужик, назвавшийся учителем танцев. Он собрал с нас деньги и сказал, что будет учить нас танцевать бальные танцы (па-де-катр, па-де-патинер и пр.). Также он пообещал: когда мы немного подучимся, он приведет девочек – и мы уже будем учиться танцевать с ними. Это, конечно, нас вдохновило. Он провел одно занятие и… исчез.
Когда мы стали постарше, то сами как-то научились танцевать танго и фокстрот. Теперь мы уже собирались в нашем саду и танцевали вместе под патефон, который был у меня.
Помню школьные вечера, которые устраивались по государственным праздникам и на Новый год. После торжественной части и концерта начинались танцы, обычно под радиолу. Но иногда приглашали музыкантов. Особенно мы радовались, когда в составе музыкальных инструментов был саксофон, почему-то заклейменный буржуазным инструментом и изгнанный из симфонических оркестров, несмотря на то, что у признанного композитора Глазунова был концерт для саксофона с оркестром. Еще одним из любимых нами инструментов был аккордеон (не баян). После войны появилось много немецких аккордеонов, вывезенных из Германии.
В детстве я хотел заниматься музыкой – играть на фортепиано, – но возможностей не было. Наконец в 7 классе я пришел во Дворец пионеров на прослушивание и спел «Колыбельную» Моцарта. Мне проверили слух, спросили, на каком инструменте я хотел бы играть. Я назвал скрипку, но мне отказали из-за слишком большого возраста: научат меня играть, и я сразу уйду.
Тогда мама купила мне гитару и самоучитель. Я попытался научиться играть самостоятельно, но через некоторое время бросил.
А во Дворец пионеров я ходил в радиотехнический кружок.
В свободное от учебы время Инга, Алек, я и наши одноклассники собирались либо дома у Инги и Алика или в саду, и развлекали себя как могли: играли в настольные игры, шарады, прятки, чижик, лапту, штандер. С Аликом мы мастерили луки и стреляли в цель, делали детекторные приемники. В один прекрасный день у Маслаковцев оказался красивый профессиональный, еще дореволюционный лук. Играть с ним было одно наслаждение!
Я знал множество фокусов и любил показывать их на наших детских праздниках. А когда учился в младших классах и часто оставался один, то развлекал себя сам. Так, я сделал из картона театр, вырезал фигурки и ставил спектакли, в которых сам был и режиссером,