а так они еще и благодарны…
Она помолчала.
– Да, я часто тут бывала. Удивительно… сколько пустых получилось в итоге… я думала меньше… да кто… считает.
Снова задумалась.
– Не люблю слово «упырь»… они просто пустые… оболочки… без воли… без мыслей… послушные и покорные… Восстают и упокаиваются по приказу, пока совсем не обратятся в прах…
И она замолчала. Лошадь мерно цокала копытами по пропыленной дороге, справа и слева простирались распаханные поля, звезды подмигивали с темного неба и тощий серп месяца иногда выглядывал из облаков. Он чувствовал как бьется ее сердце. Она была жива. Как и он.
***
Несколько дней неспешно ехали на запад. Глухие места сменились многочисленными полями посевов и деревушками. Дорога стала утоптанней и ветвилась как старое дерево. Встречались повозки и пешие путники, реже верховые. Айвен прятал альвские уши под капюшоном. Они не останавливались на постоялых дворах, часто миновали деревни ночью.
Днем Ив спала у него на руках, плотно завернувшись в полы плаща и покачиваясь в седле, либо останавливалась на лесных полянах. Она собирала цветы и травы, складывала их на просушку между листами альбома, готовила порошки и масла, рисовала тушью и делала какие-то записи.
А еще она учила его. Все чувства Айвена обострились до предела на вторую ночь пути. Он слышал каждый шорох, каждый мягкий шаг ночного охотника, взмах крыла летучей мыши на километры вокруг. Он видел в темноте, словно днем. Чуял запахи жилья, людей и животных. Но она научила его большему.
Научила его ощущать саму жизнь, не полагаясь на слух, зрение или чутье. Он мог закрыть глаза, заткнуть уши, но все еще видеть и слышать. Он словно находился в центре огромной паутины, оплетавшей все вокруг, он чувствовал соки текущие в ветвях дерева, чувствовал насекомых, как маленькие светящиеся капли росы в этой паутине, чувствовал каждого зверя и птицу. Все вокруг играло совсем иными красками, он чуял саму жизнь. Ив улыбалась:
– Ты станешь сильнее, быстрее, ловчее, – говорила она, наблюдая за тем, как Айвен тренируется с мечом, выписывая пируэты по поляне. И он чувствовал это.
Уже несколько суток он не спал, не ел и не пил… и не ощущал усталости от дороги. Ив же спала почти весь день, пробуждаясь на закате и вновь засыпая стоило ей вскочить в седло, когда они в районе полудня покидали свою очередную лесную стоянку. Он не спрашивал почему. Он никогда ее не спрашивал ни о чем. Она лишь однажды сказала, широко зевая и прижимаясь щекой к его груди:
– Чем дальше от дома, тем больше сил мне нужно, чтобы держать их там… я так устала…
Засыпала она почти мгновенно.
Ночами она была молчалива, задумчиво глядела вдаль или в звездное небо. К утру, разбивая стоянку, необычайно весела. Она любила смотреть как восходит солнце, как ночная темнота отступает, покрываясь золотистым сиянием. Любила слушать как просыпаются и спешат искать пищу живые создания, могла сидеть и смотреть как раскрывает навстречу солнцу лепестки пробуждающийся цветок.