Вот тебе и «от тайги до британских морей!»
Повинуясь инстинкту самосохранения он шёл по ночам. А как иначе? Оккупанты подтягивали тылы, устанавливали свои порядки, начинала работать их администрация… Тыловые и карательные команды тоже делали своё дело. Не раз кусая до крови кулаки он издали наблюдал, как в деревнях ловили прятавшихся красноармейцев. Более-менее здоровых уводили под конвоем, а раненых расстреливали за ближайшим сараем. Или вешали на первом подвернувшемся дереве. «Вот б… влип! Ни туда, ни сюда. У своих какой-нибудь дотошный НКВДешник найдёт бумагу, что я сын „врага народа“ и кирдык! И здесь, в одного, долго не набегаешься. Всё равно засветишься где-то. Вероятнее всего, когда еду с куревом добывать буду… Кстати, не курил уже давненько! Страсть как хочется… И куда я вчера перед рассветом кувырнулся! В какую яму?»
Он вспомнил, что свалившись куда-то сразу уснул вымотанный долгим переходом и голодом. Глянув вверх солдат увидел чуть посеревшее небо: «Ага! Значит всё на своих местах… Небо там, где и должно быть». Ощупав руками землю вокруг себя понял, что это воронка. Земля на её стенках была уже несколько суховатой. Значит бой здесь был не вчера. Это обнадёживало. Он сел и стал шарить по карманам ища заныканный на всякий случай жирный немецкий «бычок». Нашёл. Достал замотанный в кусок клеёнки полупустой коробок спичек. Закурил. «Посветлеет ещё так надо бы оглядеться – подумалось ему. – Кто знает, что вокруг?». Вспомнил, что в магазине патронов осталось как у латыша: «Добывать придётся. Скучновато как-то без них». Жить пока ещё хотелось, а без патронов не жизнь!
Когда окончательно развиднелось солдат выглянул из своего убежища и теперь уже внимательно огляделся. Увиденная картина прорисовавшаяся в утреннем свете не тянула просто на грусть, а забила в горло горький ком. Даже человеку далёкому от армии с первого взгляда стало бы ясно – это был бой заслона. Того заслона, из которого не возвращаются. Заслона из тех, кто остался в нём не по команде. Кто своею гибелью дал шанс другим на спасение. В такой заслон идут сознательно выбрав свой крест. Догадаться о том, что здесь произошло особого труда не составляло: сгоревший немецкий танк, перевёрнутый бронетранспортёр с надписью» Got mitt uns!» на борту, наша изувеченная пушка, десятка два одинаковых, в аккуратном ряду, холмиков с деревянными крестами и касками на них и наши ребята там, где застала их смерть. Три артиллериста и пулемётчик. Этого видно добивали последним. Выдернутый из своего окопчика и брошенный на спину он был заколот штыками. Или финками. Три пустых диска и покорёженный «дегтярь» были свидетельством тому, что парень до конца выполнил свою горькую солдатскую работу. «Наш брат, пулемётчик. – мысленно подытожил не сдавшийся в плен. – А я там, у речки, хотел ещё руки в гору… Хоть бы, сволочи, в воронке зарыли. Всё бы хоть как-то по-человечьи… Ладно, братцы. Я вас нашёл – мне и хоронить»
Солнце осторожно показалось из-за линии горизонта.