лотарингского семейства. Но не столь близко, дабы та в первое же мгновение опрокинула вино, и… поступила бы таким образом весьма опрометчиво.
– Вот яд. Вот пистолет. Как вы предпочитаете умереть?
– Сумасшедшая!
– Я не намерена надолго здесь оставаться, поэтому даю вам три минуты. В пистолете вращающийся барабан, разделенный на шесть узких цилиндров. Каждый цилиндр содержит пулю. Это новое изобретение оружейных дел мастеров Аугсбура. Я буду стрелять раз в полминуты, начиная от пяток. Если вы не предпочтете яд, последняя пуля пробьет вам голову. Зачем вам такие страдания? Я милосердна в отличие от вас и той толпы, в которую вы швырнули моего бедного Михаля.
– Выстрелы будут слышны.
Вместо ответа Мадлен подняла дуло и нажала на собачку. Раздался приглушенный хлопок, точно кто-то ударил в ладоши, а герцогиня, выронив бокал, взвыла, как подстреленная выпь, и ухватилась за ступню. Меж ее пальцев заструились кровавые ручьи. Девушка не промазала, попав аккурат в пяту, как и обещала.
– Вам будет трудно ступить и шагу.
Но герцогиня Немур не звалась бы матерью всего лотарингского дома, не будучи сильной духом и телом. С раненной ногой она все же поднялась и устремилась к двери. Но тотчас рухнула, ибо вторая пуля угодила ей в щиколотку другой ноги, раздробив кость.
Через тридцать секунд Мадлен размозжила герцогине левое колено, еще через полминуты – правое. Следующая пуля пробила левое легкое, чуть выше сердца – девушка знала, куда метить и как продлить мучения несчастной женщины барахтающейся на полу в луже крови. Остался один выстрел.
Мадлен нагнулась, чтобы перевернуть ее на спину… Но, о, что случилось?!. Белые одежды исчезли, грузное тело растворилось и лицо на мгновение потеряло очертания. Перед Мадлен лежала не Анна д'Эсте. Не Анна д'Эсте корчилась от безумных судорог, истекала кровью, металась, точно Лазарь на раскаленной решетке… Это был совершенно незнакомый человек, загорелый, сильный, со светлыми короткими прядями волос и серо-голубым умоляющим взором…
Вдруг резкий толчок сотряс комнату. Мадлен взмахнула руками, чудовищная боль пронзила запястья. Она зажмурилась. Но когда открыла глаза, оказалось, что она вовсе не в опочивальне герцогини де Немур, не в особняке на улице Вольных Граждан, в котором доселе никогда не бывала, а лежит связанная на полу фургона, точно молодой барашек, которого везут на убой.
Это был сон! Это вновь был сон.
Мадлен еще с минуту лежала, широко распахнув глаза, осознавая, где она.
Вновь всего лишь наваждение, иллюзия, рожденная больным истерзанным рассудком, который желаемое выстраивает во вполне реалистичные картины, подобно миражам в пустыни. Мадлен никак не могла привыкнуть к этому. Неужели кошмары никогда не покинут ее, до последнего вздоха будут служить вечным напоминанием о былом недуге.
Тяжело вздохнув, она попыталась вспомнить, что произошло, и было ли произошедшее реальностью, или она еще не окончательно пробудилась? Запястья крепко связаны. Где она? В монастыре, в особняке