чувств, доступных человеку, из всего, что имеет власть породить дружбу, Дориан и Джонатан избрали самое несовершенное орудие – безразличие. Впрочем, они – люди равнодушные и холодные – вряд ли смогли бы найти иные точки соприкосновения. Так или иначе, они быстро стали предпочитать кому бы то ни было общество друг друга.
Не желая погружаться в мысли о будущем, они еще меньше желали думать о прошлом: едва ли воспоминания о жизни, что оставила их за чертой смерти, соединившей их, были из тех, к которым стоило возвращаться. В давно минувших днях они не могли отыскать лекарство от бесконечно туманного настоящего. Они ощущали, как нити судьбы сшивают воедино их жизни, но ожидать от грядущего света было бы ошибкой. Они закрывали глаза, и видели свое прошлое, но никогда не решались заговорить о нем. Будущее, оставаясь в тени, пугало их еще сильнее.
– Дружба, начавшаяся со смерти, смертью и заканчивается. – произнес художник, едва Джонатан переступил порог его комнаты.
– Я возвращался с похорон и решил, что неплохо было бы с тобой увидеться. – сделав вид, что не расслышал предыдущей фразы Дориана, Джонатан вошел внутрь и затворил за собой дверь. – Рад, что с последней нашей встречи ты ничуть не изменился. – все же добавил он, пересекая комнату.
– Как все прошло? – Дориан обернулся, предлагая другу вина.
– После всех разбирательств, я могу вздохнуть спокойно, наконец. – Джонатан снял пальто и принял из рук Дориана бокал вина. Сделав глоток и ощутив в горле мягкий полусладкий ожог, он отставил бокал в сторону и заглянул Дориану в глаза.
– Мне хотелось бы знать, что ты имел в виду. – произнес он тихо, и взгляд его сделался совершенно невыносимым для художника. Дориан потер руки, прикасаясь к едва заметному шраму.
– Я не знаю. – вздохнул он, и боль свела его мышцы. – Это сиюминутное предчувствие вспыхнуло, оставив след внутри меня, и тут же пропало.
– Не доверяй предчувствиям, Дориан. Большего обмана и быть не может. – Джонатан в несколько шагов пересек тесную комнатку, рассматривая незаконченные картины на мольбертах. – Ты просто гений. – заключил он, но Дориан едва ли расслышал его слова. Он застыл, опустив голову, и мир исчез для него на мгновение. Его ребра сдавило предчувствием, от которого он не в силах был избавиться.
– Мне кажется отчего-то, что душа моя пронзена насквозь. – Дориан сбросил с себя оцепенение и сделал еще один глоток. – Она разбита на части, и я разрываюсь, не в силах понять, который из этих осколков мне выбрать и поместить в свое сердце. – Джонатан различил на его лице отчаяние, какого еще не видел.
– Я хотел бы помочь тебе, но боюсь, я не имею понятия, как это сделать.
– Я встал на опасный путь, и мой рассудок – я чувствую это, – мой рассудок больше мне не принадлежит.
– Дориан перегнулся через подоконник, всматриваясь в туманную пустоту улиц.
– Так сойди с этого пути. Ищи другую тропу. –