после каждого короткого удара тупую боль, отдающую в глазницы. Он отворил окно и перегнулся через подоконник, всматриваясь в непроницаемую тьму окна Джины, и, не находя в его глубине ни единого проблеска жизни, собирался отречься от своей минутной решительности. Он готов был кинуться по лестнице вниз, в тепло, но так и не тронулся с места. Ветер развевал его темные волосы, бросая влажный холод ему в лицо, и глаза слезились от этих ледяных порывов, но он все стоял в ожидании, и, наконец, стекло задрожало, и в окне напротив появилась Джина. Дориан потянул к ней руку, но жест его остался безответным.
– Мне не нужен выбор, Джина! – произнес он громко, и отчаяние раздалось в его голосе. – Скажи мне, куда идти, и я пойду. Я хочу быть слеп.
– Ты сделал свой выбор. – услышал он ответ. Голос Джины был мягким, но впивался в его душу подобно лезвию.
– Тьма настигла меня первой. – он опустил голову, ощущая, как грудь его сдавливает боль.
– И ты выбираешь смирение. – Джина протянула руку, и Дориан встретился с ее глазами, сияющими во тьме нефритовым светом.
Он встал на подоконник и поглядел вниз, ощущая головокружение. Капли срывались с крыши и падали в темную пустоту, и застеленный туманом переулок тянул его в свою холодную глубину. Джина молчала, протягивая руку, и в наступившей тишине лишь ветер шептался с дождем и мертвой листвой, и все живое молчало, погрузившись в болезненный сон.
Набрав в легкие воздуха, Дориан протянул руку Джине и сделал прыжок. Она крепко поймала его, не дав сорваться со скользкого подоконника и затащила внутрь.
Художник почувствовал вдруг удушье, как будто кто-то пережал его горло веревкой. Он поднялся на ноги и, дрожа от холода, бросил взгляд на слабый мерцающий свет из своего окна, осознавая, что смотрит со стороны на всю свою жизнь.
– Чувствуешь ли ты теперь в себе новую силу, новую кровь? – произнесла Джина и поглядела на художника так, как никогда еще не глядела, и в ее зрачках отражались его глаза. И снова увиделась Дориану бездна, и почувствовал он свое падение.
– Нет. – ответил он, но сердце его дрожало, не принимая лжи. – Но я чувствовал смерть. – признался он тихо.
– Твой выбор? – спросила Джина, приближаясь к нему так, что дрожь его стала для нее заметна.
– Да. – выдохнул художник, и чаша его боли переполнилась, и кровавыми потоками просочилась она наружу. – Да. – повторил он громче.
– Я проведу тебя через это, Дориан. Доверься мне. – она пошевелила пальцами, и холодные голубые огни озарили комнату, зависнув в воздухе. В бледно-ледяном их сиянии лицо Джины казалось мертвенно белоснежным и прозрачным, словно восковым. Она проводила Дориана через комнату к двери и подала пальто.
– Твой выбор? – повторила она свой недавний вопрос, и Дориан заметил, как на поясе ее блеснуло оружие.
– Да. – снова ответил он, принимая пальто.
– Этот шаг ведет в точку невозврата, Дориан. –