цене продают, сахар с яйцами у нас есть… – она сунула Фаине кусок подсохшей халы:
– Погрызи, пока кормишь… – ребецин подмигнула Исааку, – ништ шраен, ингеле… – она пощекотала пухлый подбородок ребенка. Исаак, икнув, неожиданно заулыбался. В каморке у Фаины было тепло. Быстро переодев Исаака, устроив его у груди, девушка взглянула в маленькое окошечко:
– Распогодилось, а я и не заметила… – полуденное солнце заливало золотым светом кое-как расчищенный двор, – скоро весна, то есть она пришла… – Исаак сопел, Фаина почувствовала движение нового ребенка:
– Халы поел, – развеселилась девушка, – сейчас бульона получит. Исааку тоже надо дать, он стал с взрослого стола есть, то есть хватать… – не оставляя груди, мальчик зажал в кулачке кусочек халы. Фаина поцеловала светлые волосы мальчика:
– Скоро ты на ноги встанешь, – шепнула она, – скоро нашего папу выпустят… – на шатком столике, рядом с машинкой, лежала школьная тетрадка и древний томик Танаха. Книги в институт Сербского не пропускали. Лейзеру надо было прочесть на праздник Свиток Эстер. Фаина переписала в тетрадку все главы на иврите:
– Заодно и писать на святом языке научилась, – она доела булку, – теперь Лейзер выполнит мицву… – удерживая мальчика, она взяла блокнот:
– У иудеев тогда был свет и радость, веселье и торжество… – громко прочла Фаина. Выпустив грудь, Исаак протянул ручку к книге: «У!». Девушка ахнула:
– Тебе девять месяцев всего, милый… – погладив переплет, Исаак, удовлетворенно зачмокал халой. Фаина прижала его к себе: «И у нас так случится, Исаак Судаков, обещаю».
Наум Исаакович Эйтингон приехал на закрытый аэродром в Тушино один, в сопровождении военного конвоя и пустого грузовика с надписью: «Хлеб».
Грузовой самолет Ил-14, вылетевший из Свердловска, ожидался на Ходынке через четверть часа. Для середины марта вечер был мягким. Над Москвой-рекой, в огненном закате метались одинокие птицы. Коротая время в диспетчерской, Эйтингон рассеянно оглядывал засохшую мимозу, оставшуюся после восьмого марта, выцветшую стенгазету: «Советские авиаторы поздравляют героических кубинских повстанцев». На неплохом рисунке боец, похожий на товарища Фиделя, отправлял пинком под зад, в Карибское море, толстого воротилу, американца. Над островом развевался красный флаг.
На подоконнике, среди цветочной пыли, стояла легкая пепельница. Машина, черная М-21 с затемненными стеклами, ждала Наума Исааковича у ворот аэродрома. После посадки самолета он с грузом возвращался в закрытую тюрьму Комитета в Суханово. Эйтингон не собирался разъезжать по Москве на длинном ГАЗ-12, или еще более громоздком лимузине, ЗИЛ-111:
– Пусть Шелепин щеголяет роскошью, – усмехнулся он, – зэка не пристало привлекать к себе внимание… – Эйтингон только жалел, что не может сам сесть за руль «Волги», как, в обиходе, стали называть М-21. Судя по всему, машину сделали на совесть:
– Требования