мы не желаем вам зла. СССР не запрещает своим гражданам отправлять религиозные культы, ходить в церковь… – под иконами трепетал янтарный огонек лампады, – но у вас в… – Саша забыл слово, – в общем, в комнате, хранились вещи иностранного производства. Должно быть, хозяева представились туристами, или охотниками… – по нехорошему огоньку в серых глазах старика, Саша понял, что отшельник отлично знает, о ком идет речь:
– Никто ему лапши на уши не вешал. Он знал, что имеет дело со шпионами, но смолчал, не пошел в милицию… – до ближайшей милиции, в деревне Вижай, было двое суток пути, но это к делу не относилось:
– Был бы он честным советским гражданином, он бы нашел способ сообщить о подозрительных визитерах… – Саша разозлился, – какого черта я с ним вожусь? Ясно, что он, как и его гости, враг советской власти. Но Маша наверняка ни о чем не знала. Она пришла сюда случайно… – фитиль лампадки зашипел, Саша откашлялся:
– От имени органов порядка, у нас не остается другого выхода, гражданин, кроме временного вашего задержания до установления личности… – приоткрыв дверь, Саша высунулся наружу:
– Товарищ лейтенант, – услышал Князев, – надо его арестовывать, нечего с ним церемониться… – Иван Григорьевич взглянул на лампадку:
– Марию пока не нашли, ее родню тоже. И не найдут, я уверен, тем более, что я буду молчать… – он вспомнил, что Горский тоже молчал:
– Он только в топке заговорил, то есть закричал. Он звал Анну. Петр Михайлович сказал мне, что это его дочь… – Князев незаметно посмотрел на юношу, – но, значит, у него было и другое дитя, моя дальняя сродственница, Лизавета. Волк говорил, что она погибла. Мальчик, наверное, ее сын. Сразу видно, что он родился в СССР… – парень стоял спиной к нему.
Князев спокойно потянулся за лампадкой:
– Вот оно как выходит… – подумал старик, – Господь все помнит, и тебе припоминает. Прости мне, Иисус, мои прегрешения… – Саша не понял, как все случилось. Зазвенело разбитое стекло, по выскобленным половицам заплясал веселый огонь.
Князев, подняв руки, шагнул в пламя. Языки ползли по валенкам и ватным брюкам. Вспыхнул армяк, затрещала седая борода:
– Ты встретишь смерть в огне и пламени, – загудел гневный голос в голове Саши, – ты и потомство твое, по мужской линии, пока стоит небо и земля… – юноша рванулся к Князеву:
– Надо потушить его. Он фанатик, вроде самосожженцев, противившихся петровским реформам. Надо сбить огонь, позвать на помощь. Нет, все бесполезно… – пламя гуляло по стенам, пожирало иконы. Князев, рухнув на колени, превратился в огненный клубок.
Ватник Саши занялся. Сорвав телогрейку, обжигая ладони, юноша бросился в задымленный коридор. Над просевшей крышей скита взвился столб пламени.
Рыжая лиса, ежась от мелкого снежка, обнюхивала залитые креозотом шпалы. Задувал северный ветерок, рельсы поблескивали в сумрачном свете зимнего полудня. Сухо шелестели