месяцев под вечным шубняком и сплавленный на точку подальше от начальства, – с виду парень нормальный и даже служака, но по сути своей – чадос; Артем попал как-то с ним в отдыхающую смену и предложил земляку сгонять в кишлак, – в тамошнем дукане можно было разжиться расслабухой, – дуканщик всегда держал для шурави все необходимое, при желании мог и водяры подогнать, правда, драл он за нее целых сорок чеков, тогда как все прочее пихал обычно за афошки; дурь при этом была дешевле хлеба, но Артем и не сильно увлекался, боясь подсесть на что-нибудь тяжелое; если не удавалось выбраться в кишлак, пользовался седуксеном, который выменивали у своих, когда колонны шли в долину; седуксен звали перпетуум кайф, он и в самом деле держал довольно крепко, но Артем под ним дурел, становясь злобным и косым; Купец с удовольствием поддержал предложение Артема, – они сгоняли в кишлак и потом вместе посидели; Купец поплыл, стал дико хохотать и требовать еды, они пошли в каптерку, взяли клейстера, хлеба, тушенки и пару банок си-си, наелись и стали бродить по территории поста, потом вышли наружу, добрели до горного подлеска и там в кустах подрались, а ночью заступили в караул и все не могли угомониться, возбужденно ругаясь и постреливая сдуру в пустоту светящимися трассерами; так без особых происшествий прошло около двух месяцев, Артем с Купцом наладились ходить в кишлак вдвоем, и Артем все говорил ему: я из тебя, земеля, человека сделаю; однажды они зашли в дукан и дуканщик был с ними как-то особенно любезен, суетился больше чем обычно, сладко улыбался и лопотал что-то без конца; пока парни торговались, со стороны гор к саманному дувалу, тянувшемуся вдоль линии хижин, подошли три черных мужика с грубыми морщинистыми лицами, пролезли сквозь пробитый временем проем дувала внутрь двора и вошли в дукан через подсобку, – Артем не успел скинуть с плеча свой АКМ, а Купец вообще не понял ничего, оба получили удары прикладами буров по голове и очнулись спустя время в глубокой темной яме с отвесными глинистыми стенами; два дня их не кормили, не поили и не выпускали на оправку, третьим днем подняли, избили и сорвали с шейных шнурков смертники – медальоны из гильз, сохраняющие короткие биографические данные, записанные на тонкой бумажке химкарандашом; зиндан был в полуразвалившейся хижине, – после разборки их снова опустили вниз и уже много дней после этого не выпускали вообще; и тут для них исчезло время, которого, как и предполагал Артем, само собой, и не было, – жизнь погрузилась в бесконечный миг, не имеющий даже годовой или суточной цикличности, это была просто пустота, бездонное ничто без начала, конца, границ, края, без какой-либо ограничительной черты или предела, и эта пустота не имела ощущений жизни, а только имитировала жизнь, в которой жили призраки, лишь полагавшие себя людьми – они возводили города, подымавшиеся в зенит славы и погибавшие неоднократно, ходили в походы и завоевывали царства, резали врагов и силой брали женщин, любили, страдали от пьянства, одиночества, болезней
