стремительно летел с небес, и Левант Мурза, подняв голову, завороженно следил за приближением снаряда… он видел сквозь его металлическую оболочку два отсека, в одном из которых тяжко ворочались и клокотали раскаленные пиротехническим зарядом пули… багровые отсветы гуляли там… только что сработал капсюль и по центральной трубке помчался к донному отсеку хищный огонек… тронул заряд… порох вспыхнул и… взорвался, сорвав диафрагму, за которой ждали своего момента пули!.. хлопок! грохот! и головка, оторвавшись, выпустила на свободу смертоносные шарики, жаждущие плоти человека… стало быть, следует, говорил далее Максуд Мурза, рассредоточить авангарды, приказав им сосредоточение лишь ввиду укреплений неприятеля, таким образом можно поберечь людей и этой сохраненной силой атаковать неприступные редуты; сей тактикой и умелым руководством Скобелев одержал победу в левом фланге… с фронта турки были атакованы шесть раз, но безуспешно, – войска только потеряли даром четыре с половиной тысячи бойцов, да и Скобелев не удержался, – его люди, не спавшие два дня, были измучены и голодны, к тому же у них не имелось шанцевого инструмента, с помощью которого предполагалось окопаться и удерживать позиции… два вражеских редута удалось им захватить, и измученные солдаты вошли внутрь укреплений, – Максуд Мурза вошел со всеми и без сил повалился прямо в грязь… лежа на боку и тяжело дыша, он вглядывался в фигуры товарищей, также без сил валившихся на раскисшую почву… дождь не переставал, он все лил и лил, смешиваясь с кровью, и Максуд Мурза чувствовал ее звериный запах, забивающий иные запахи – даже невыносимый смрад пороха и остатков горения химических запалов; клубы дыма подымались всюду – черные, серые, желтые, буро-красные, – эта вонь вызывала рвотные позывы и слезила глаза… тем днем судьба его хранила, и он не был даже ранен, только страшно болела старая дуэльная рана да ныло плечо, проткнутое в Балаклавской битве вражеским штыком… он лежал и со свистом втягивал в себя миазмы гари… прямо перед ним парила лужа крови и за ней виднелась еще лужа, и далее все пространство внутри захваченного бастиона покрывали лужи, лужи, лужи – из крови, перемешанной с дождевою водой… он поднял глаза: товарищи бродили, садясь и укладываясь… их лица, руки, шинели, – все было забрызгано кровью, и пятна ее виднелись на земляных насыпях, орудиях, ружейных ящиках… прямо над лицом стали у него чьи-то сапоги, также испачканные кровью… казалось, красная краска покрывает каблуки и голенища… желтые ботинки иных, также окрашенные кровью, превратились в бурые… люди ступали по крови и были пропитаны ею насквозь… Максуд Мурза лежал… веки его тяжелели, глаза поневоле закрывались, и скомканные фигуры товарищей становились размытыми и замедленными… двигались словно во сне, нелепо размахивая руками… ветер подымал полы их шинелей… спины двоились, троились, множились и заступали друг друга в слоистых испарениях крови, над волглым сукном подымался сизый
