седин,
для скрещенных рук
и потертых монет на глазах», –
– маленький все повторяет
а она говорит: «не мешайте мне спать!..»
а она говорит: «ну прошу вас, оставьте в покое…»
На старой бойне
Пустырь и няша. Жесткий ветер
Обрывки воздуха несет
И клочья неба. Ветер метит
Земле во вспученный живот.
Здесь – вздыбленный навстречу ветру
И недокончивший прыжок,
Приваренный к скелету смертью,
Гниющий лес оленьих ног.
Здесь рыхлый череп размозженный
Готов, задрав облезлый хвост,
На сухожильях напряженных
Буксировать свинцовый мозг.
«В пустых орбитах, вне вращенья,
Прыжок растянут на года:
Судьба последнего движенья –
Быть неподвижным навсегда.
И из себя шутов мы корчим
И ищем взглядом, кто бы смог
К иному бытию окончить
Наш неоконченный прыжок».
Бижутерный дождь
Сперва струились волосы…
Потом,
В прекрасном утопая водопаде,
В круговороте зеленоватой бронзы,
Как бы моля об истинном спасенье,
Взмахнули руки через занавесь волос –
И каждый палец золотом занялся,
И так отяжелели пальцы,
Что руки к бедрам, вниз, бессильно пали,
И там, обвиснув, как две бронзовых струи,
Вдоль туловища обветренной скалы,
Журча, в бессильном жесте свились,
И сразу стали золотом глаза.
Сперва струились волосы,
Потом…
Потом огромное и золотое тело
Рассыпалось на маленькие струйки,
Как будто сбившиеся волосы
Натужно расчесал огромный гребень…
…и дождь бесился и звенел.
Что ж, научи меня, гроза,
Изысканному мастерству быть каплей.
Когда даная,
Дежурная, очередная,
Свои колготки надевая,
проходит к сизому окну
И, на морозные узоры
Бросая ледяные взоры,
Стоит,
То зеркалу в прихожей
Весь этот город кажется похожим
На сон, пролитый в лоно вкрадчивым дождем.
Единственная верная Даная!
Я постепенно ощущаю,
Что в каплях слов моих и ласк
Металл на медь
Привычка замещает
И ярче блеск становится,
А теплота бледней.
Я золотом быть разучился.
Кольцо души моей перековать
Под палец твой так трудно –
Хрупок сплав.
В зеленой пленке окислов
Лежит он
И дышит тяжело в припадке астмы.
А помнишь, я умел…
Ятрышник цвел.
Осока протыкала натянутый батут пруда,
Где акробатику показывали нам
Лягушки из зеленой яшмы.
Мой красный клюв
Срывал кувшинку,
И грудь высокую твою
Я