вонзаю отвертку в Боба, потом выдергиваю ее, стряхиваю глазное яблоко и нападаю на Мо? Зачем?
– Убрать свидетеля? – предполагает полковник.
– Мне нужна была бы автоматная очередь, чтобы убрать всех свидетелей, – отрезаю жестко.
– Хорошо, – барабанит пальцами с ровно остриженными ногтями по столешнице. – Что ты делал после того, как воткнул отвертку в глаз Роберта?
– Натягивал штаны, – отвечаю чистую правду и замечаю краем глаза, как бледнеет Питер. Кажется, он только сейчас понимает, что слова про задницу не были метафорой.
– И кто же, по-твоему, убил Мориса Рамзи? – не отстает Коннери. Уж его-то история со штанами не впечатлила.
Боб. Кто же еще? Отвечаю:
– Меня там не было, – не буду говорить о том, чего не видели собственные глаза.
– Хорошо, – уголок рта полковника почему-то ползет вверх, будто ему понравились мои ответы. – Думаю, на данный момент мы уже кое-что прояснили, – только приподнимаю брови и молчу. Что он там для себя прояснил, понятия не имею. – А теперь перейдем к делу, – он тянется к ящику стола и достает кипу фотографий. Напечатанные на бумаге снимки – это немыслимая роскошь, мне очень давно не доводилось их видеть. – Смотри, – Коннери кладет пачку на стол и подвигает ко мне одним пальцем. Его взгляд мрачнеет.
Передвигаюсь на край сидения и смотрю на фотографии. На первой какое-то разрушенное здание. Явно Верхний мир, позолота на сломанной крыше. Рядом мертвые тела, изувеченные, изломанные, кое-где куски тел. Кровь, много крови.
Полковник внимательно следит за моей реакцией, но я не впадаю в истерику и спокойно убираю верхний снимок из стопки и смотрю следующий. Мне уже приходилось видеть столько крови и грязи, что еще несколько фотографий не подорвет мою психику.
На следующем снимке снова кровь и тела. Обломки флайера посреди когда-то жилого дома.
– Что думаешь? – интересуется полковник.
– Что я видел картинки и получше, – отвечаю равнодушно, отодвигаю от себя фотографии.
– И тебе не жаль этих людей?
– Мне никого не жаль, – не моргаю и не отвожу глаз, смотрю прямо на него, как и он на меня.
– Почему?
– Если ничего не можешь изменить, жалось никому не нужна.
– Хм, – Коннери, кажется, удивлен. – Я думал, ты скажешь, что тебе не жаль их, потому что никто не жалеет тебя, – признается.
Пожимаю плечами.
– А почему меня должен кто-то жалеть?
– Но тебе не нравится то, что ты видишь? – не унимается Коннери, бросает взгляд на фотографии.
Не вижу смысла лгать.
– Ошметки тел – не лучший пейзаж, – говорю честно. – А если вы о том, желаю ли я зла незнакомым мне людям, то нет. Я их не знаю, они меня тоже.
Полковник выглядит довольным. С чего бы?
– А если бы у тебя была возможность предотвратить кровопролитие?
Не ведусь на провокацию, не понимаю, чего он хочет и на что намекает.
– Предотвращать – ваша работа, – говорю достаточно дерзко. Начинается борьба взглядов. Питер притих