Вы меня балуете! – Ванда взяла подарок, полюбовалась: скромненько, но со вкусом!
«Пьер нипочем не догадается, что ценная вещь!» – подумала она, практично прикинув, что сия гравюра потянет в Варшаве на тысячу рубликов. Очень хорошо!
Осторожно поставив предмет искусства на каминную полку, повернулась и быстро поцеловала дарителя в щеку. Тот мгновенно обалдел до полного одеревенения! Слегка покраснев (все-таки, баронесса была порядочной женщиной, несмотря на семь предыдущих любовников!), Ванда села за стол.
– Ухаживайте же за мной, Леонард Федорович! Положите овсянки! Теперь полейте сливками!
Лёня вышел из ступора и завтрак начался. Он намазывал тосты мармеладом и глотал их не жуя и не чувствуя вкуса. В кофий забыл положить сахар, выпил залпом, чуть не обжегся. На вопросы хозяйки отвечал невпопад, из-за чего сильно смущался. Ванда, наоборот, была сама уверенность.
После завтрака воцарилась несколько неуклюжая пауза. Как пловцы, знающие, что пора прыгать в незнакомую реку, оба медлили. Разговор увядал. Ванда встала первая, Леонард поспешно вскочил следом.
– Пойдемте в будуар, Леонард Федорович! Я Вам спою. А потом Вы споёте для меня! Только, чур, то, что я захочу!
И они пошли в будуар. Петь песни, конечно.
Будуар был в отделан вишневых тонах: и обои, и бархатная кушетка, и кресла. В углу – клавесин красного дерева. При виде кушетки наш герой напрягся. Ну, не весь. Частично. В смысле, некая часть его организма сильно напряглась.
Усадив слегка одеревеневшего от предвкушения (угадайте, чего!) Орлова в кресло, Ванда, аккомпанируя себе на клавесине, спела парочку модных романсов, чем повергла своего поклонника в бурный восторг, выразившийся в громовых аплодисментах и неуклюжей попытке поцеловать исполнительницу в… (угадайте, куда!). Она жеманно отстранялась, дразня кавалера.
– Теперь Ваша очередь, господин поручик!
Леонард сел за инструмент.
– Что прикажете спеть? – спросил он, перебирая в уме свой не очень богатый репертуар.
– Да уж не «Марсельезу»! Спойте мне строевую: «Бережок» – лукаво сощурилась искусительница.
Певец поперхнулся и покраснел до самых ключиц от неожиданности.
– Но, Ванда Леопольдовна… это же… там неприличности! – залепетал он.
– Ничего-ничего! Мне про эту песню рассказывали. Пойте! – настаивала дама, – Так хочется неприличного! Да не стесняйтесь, здесь ведь, кроме нас, никого нету!
И поручик (куда же деваться!), аккомпанируя себе мажорными аккордами, запел срывающимся голосом песню, слышанную им от донских казаков в Париже. Мелодия сильно напоминала «Yellow Submarine», которую Пол Маккартни напишет полтора века спустя. Странное, необъяснимое совпадение!
На Хопре, Хопре реке,
На зеленом бережке
Спал в тени казак младой,
Белотелый и нагой.
Три сестрицы мимо шли,
Казака они нашли.
Уд евонный увидав,
Бечь