маршировать на пустырь.
– Раз, два, левой! Раз, два, правой! – командовал дед, а потом замолкал, и мы долго брели в тишине.
Мы шагали в потемках по улице Путейской. Фонари не горели. Снег еще не выпал. Вдалеке виднелись дома рабочего поселка Зубчаниновка. А над ними висел огромный шар луны, на котором проступали тени гор и кратеров. Чудесное свечение шло от лунного шара.
Ночью в октябре пустырь становился самым загадочным местом во вселенной. Здесь лежала старая большая железобетонная труба. Все забыли ее предназначение и откуда она здесь. Может, это была брошенная инопланетянами турбина звездолета – никто не знал. Вокруг дрожала на ветру сухая октябрьская трава. Странно, стоило обойти дом – и ты попадал в обжитый людьми, будничный двор с песочницей, мусорными баками и скамейками у подъездов. Во дворе в существование пустыря не верилось. Но, тем не менее, он лежал совсем рядом, похожий на суровый ландшафт неведанной планеты. Иногда по пустырю пробегала маленькая рыжая собачка. Я знала, в эту собачку превращалась старая татарка Бабанька, что жила в нашем подъезде, за дверью с деревянной ручкой. У всех дверей в подъезде ручки были из металла, и только в квартиру татарки вела дверь с ручкой из дерева. Ручка эта была покрашена в рыжий собачкин цвет – и не зря. Уж я-то знала, почему она в него покрашена. Лично мне было ясно, что татарка – оборотень. Она никому не делала зла, просто превращалась в рыжую собачку.
Мы с дедом вернулись, а скандал продолжался – с отца требовали тридцать рублей, которые лежали, свернутые фунтиком, в чайнике из кофейного сервиза. Отец – а кто же еще? – нашел заначку и стащил.
В тот вечер, уложив меня на перину, дед Николай зашел в Маленькую комнату, где все еще переругивались домашние, и молча дал отцу затрещину. Отец протрезвел и закричал:
– Нелюди вы, ноги моей больше здесь не будет. Добилась своего? – грозил он жене. – Радуйся, ухожу!
– Успокойся, – увещевала бабуля Мартуля. – Ребенка разбудишь.
– Да куда ты пойдешь, – усмехнулась мать. – В деревню свою вернешься? Ты и трактор-то водить не сможешь, коров доить придется. Ну и катись, деревенщина!
Отец стащил с антресолей старенький чемодан, кинул туда пару штанов и трусы и убежал от нас в темную осеннюю ночь.
Через два дня он вернулся с повинной, вел себя скромно и не пил почти неделю даже пива.
Дед
В конце октября дед Николай вышел из дома без шапки. Ветер дул холодный, поднимал рябь на лужах, раскачивал троллейбусные провода. Дед шел, тер уши и курил. У хлебозавода на остановке стоял трамвай, и дед торопливо пошел через дорогу – холодно, в вагон бы поспеть. В полуметре от трамвая его сбила серая «волга».
Деда отвезли в больницу с переломом руки. Он пробыл в больнице два дня, а на третий ушел домой.
Дело на водителя серой «волги» закрыли через месяц: дед-то мой сам был виноват – слишком медленно переходил дорогу по зебре перед машиной начальника милиции.
Дед лежал на тахте