не стесняйтесь, посидите со мной! – радостно, хотя и несколько развязно, приветствовал он гостя, – Давайте выпьем. Иван! Вторую рюмку!
– Э-э… Для меня рановато… – замялся Антуан, – Может быть, пива?
– Ер-рунда! С утра не выпьешь – весь день насмарку! – выдав сей изящный силлогизм, поручик налил две рюмки и выжидательно воззрился на француза.
Антуан осторожно пригубил, чтоб не обидеть человека.
Опрокинув свою рюмку, как показалось французу, прямо в желудок, Ржевский занюхал корочкой и погрозил пальцем:
– Я все з-знаю!
– Что же Вы знаете, месье Ржевский? – заинтересовался Антуан.
– Знаю, почему про меня всякие гадости рассказывают… Я перед войной у князя Волконского на обеде по рассеянности рыбу ножом… пырнул… Ну, пьяный был! Так княгиня увидела и сказала: Фи! И с тех пор стали про меня глупости всякие рассказывать, небылицы… Пропало мое доброе имя! – поручик заплакал, высморкался в скатерть.
Решив развлечь его, Антуан спросил:
– Как Вы относитесь к гомосексуализму, поручик?
– Я-я? Я… не отношусь! – выпучил глаза Ржевский и, перестав плакать, с интересом уставился на собеседника.
Тот рассказал про ночное происшествие с Мишелем, как принял его за женщину.
Поручик посмеялся, задумался, затем налил рюмку. Посмотрел на свет:
– Все симптомы налицо, как сказал уездный патологоанатом, увидев мертвого мужика с проломленным лбом! Вы, сударь, страдаете от чрезмерно затянувшегося… э-э… безбрачия! Я Вам прописываю бабу! В больших дозах – помогает!
– Мерси, конечно, но как? Они же все крепостные!
– А Вы что, расист? Ну, крепостные! Но, ведь, хорошие!
– А хозяин? Вдруг он будет возражать?
– Не-е, Алекс возражать не будет! Это дело полюбовное. Так и имейте в виду! Вы мужчина симпатичный, за кем-нибудь поухаживайте, все и получится. Только не за замужними! Можно оглоблей схлопотать, от мужьев, то-есть.
– Так, значит, свобода воли у них?
Поручик не ответил, так как был занят заглатыванием водки. Закусив, раздумчиво произнес:
– Свобода во-оли… Да, бабы – они такие! Свободные и волевые! Если чего возжелают – ни перед чем не остановятся.
Он оживился:
– А, кстати, о бабах! В Петербурге два года назад случай был. К Мари Воронцовой на ночь глядя заехали две её подруги: Биби Горчакова и Жюли Верещагина. Ну, выпили, и до утра щебетали в будуаре о своем, о девичьем. А поутру из шкафа выпала бесчувственная тушка Сашки Мещерского, кавалергарда, спрятавшегося, чтобы подглядеть, как хозяйка переодеваться будет! После рассказывал: мол, такого стыдобища наслушался, что едва не помер! Скандал!
Антуан впечатлился. Действительно, страшная смерть!
– Так, Вы сейчас в студию пойдете, Серж? Я бы Вас проводил! – предложил он, надеясь таким образом отвлечь поручика Ржевского от пьянства.
– Нет, месье Карсак, не сегодня. Отдыхаю я.
Поручик налил ещё одну рюмку, поставил её на стол, подпер голову руками. Взгляд его затуманился:
– М-медитировать