они, значит, и – коврик для ног положили на входе «к себе». Я не утерпел. Что, говорю, неужели у меня так грязно? («У меня», ха-ха!) Они замялись. Да не то чтобы, отвечает Люба, просто, ну, вы понимаете, мы у себя, внутри, обувь-то снимаем и босиком ходим, так что…
А у меня грибок, что верно, то верно. Из армии его привез, спасибо родине за подарочек… и мне теперь босиком ходить нельзя, чтоб рецидива не было. Только в носках – это в лучшем случае, но и их менять ежедневно (и не дай бог тебе ноги промочить: немедленно беги мыть, насухо вытирай потом и сухие, слышишь, сухие носки надевай сразу же!) – а лучше всё-таки в тапках…
И немудрено, что стало мне завидно (вот, мол, живут же люди), а где зависть, там и злость… Ну, короче, молча отвернулся, шасть в коридор, шапку, шарф, пальто хвать, и на выход!
Иду, листья жёлтые пинаю в задумчивости, на душе светло: уж больно погода сегодня солнечная выдалась, как нарочно к выходному дню! Весь бульвар будто насквозь лучами прострелян, и галки, галки… Сколько же в этом году галок! Откуда!
Однако холодно просто так бродить-то, денег, оказалось, я не захватил, кофе с круассаном даром нигде не получишь, так что… ничего, погулял полчаса, и хватит с тебя.
Возвращаюсь, отпираю дверь (а, надо сказать, делаю я это всегда тихо: не потому, что таюсь от кого, а просто привычка такая), снимаю ботинки, вдруг слышу: какой-то ритмичный шум… Так и есть, из «их» комнаты доносятся характерные звуки. Ну, понятно, дело молодое… но среди бела дня!
Нарочито громко топая, прошёл на кухню и – так хлопнул дверью, что на голову дуршлаг с шумовкой посыпались. И жду. Минуты через четыре (я засекал!) на кухню Рома является, морда пятнами красными пошла, в глаза на глядит, стыдно, и правильно. Мы, бормочет, думали, вы надолго ушли. А я что, говорю, моё-то какое дело, развлекайтесь, вы у себя в комнате имеете полное право делать всё, что угодно! Не ответил, обратно ушёл…
И – что вы думаете! – через минуту слышу: у них там всё продолжилось.
Нет, ну нормально, а?!
…Так и повелось у нас с того дня. Отсутствую ли я, дома ли, им всё равно: едва с работ своих возвращаются – получаса не проходит, как начинается долбёжка эта… Причём как долго всякий раз долбятся-то! – у меня и в лучшие времена столько энтузиазма по данному поводу не бывало.
…Энтузиазм, господа, вот залог э… да всего. Не только, скажем, победы с большой буквы П, но и вообще любого успеха! И – в конечном счёте – радости, испытываемой от самого процесса жизни.
Что сегодня, в настоящее то есть время, способно вызвать во мне энтузиазм? Ну, скажем, те же листья. Тот же бульвар. То же, кофе, не спорю… Но вся штука в том, что там будет не только кофе. Там будет играть музыка. Какая-нибудь Кристина, мать её, Агилера, да ещё и закольцованная, чтобы пытка никогда не кончалась… И девушки за стойкой будут коситься на тебя, перешёптываясь. И кондиционер будет дышать арктическим холодом прямо в лоб. А на бульваре будет полно детей, демонстративно сыплющих матерными