молчу…
Так бывшая Маша лежала бы до сих пор, да шёл мимо, на её счастье, один художник. Идёт, видит в траве какая-то гадость светлая поблёскивает, а рядом Бисмарк и Насморк хором воют, запрокинувши мордочки.
Присел он рядом, оценил обстановку, достал из кармана пакет целлофановый, а из другого совочек пластмассовый (всегда их с собой носил, всегда-всегда: вдруг кому-то срочно потребуется помощь), собрал жижу в пакет, не переживая особо, что с землёй до кучи (главное – чтоб весь воск собран был, чтоб ни капельки, ни комочка не пропало, а земля, от неё вреда никакого, кроме пользы, ага), и понёс домой.
Дома у художника никого не было: жена ушла, детей завести не успели, да и ладно, собаки своей – и то не было: с кем оставишь, если на пленэр уехать надо будет, пусть и всего на два дня хотя бы! Собаку выводить надо, регулярно, это вам не женщина, которая годами небрежение терпеть может… если оно того стоит, разумеется.
Но – уютно: телевизор есть, как полагается, и даже цветной. «Рубин Ц230». (Ну, или как минимум «Горизонт-714». )
Освободил чертёжную доску от завалов ватманского листа, клеёнку расстелил, вывалил на неё содержимое пакета и… стал думать.
День думает, два думает… может, даже и три думает. Видит, ничего не поделаешь, сама собой не оживёт девочка, нужно что-то предпринять… Причём делать это нужно скорее, а то ведь её наверняка хватились давно, ищут, убиваются, по моргам звонят…
Ладно, поскольку слово материально, решил художник не думать о плохом, а просто взял и примерно в рост бывшей девочки фигурку из глины изваял, а потом – трах-бах, и сделал по этой кукле гипсовую форму!
Растопил воск, залил внутрь через оставленную напротив макушки еле заметную дырку, и готово! Лучше прежнего получилась девочка.
Ну, это потом стало ясно, что лучше, а пока – изнутри пищит: выпустите, мол, эй! – и даже пытается «саркофаг» раскачивать, того не понимая, глупая, что если упадёт, то всё разлетится вдребезги: и гипс, и ты сама, дура!
Понятное дело, художник не стал выпускать её сразу: подождал, пока затвердеет… за что и получил в торец – сразу, как только наконец вызволил. И правильно: что тебе сказано, то и выполняй немедленно, а то ишь какой! – я, говорит, лучше знаю, что для тебя благо…
Ты делай, что тебе говорят, и не выступай, понял?
Не глядя на него (однако прикрывшись газетой), она прошла в спальню, заглянула в шкаф, наскоро порылась в вещах жены (тех, что та не захотела забирать, когда уходила), оценивающе прищурилась и… через пять… нет, через шесть с половиной минут вернулась в большую комнату преображённая.
На ней был укороченный сарафан белого ситцу и белый же приталенный пиджак из не пойми чего синтетического – в тонкую красную полоску. Ступни вставила в вишнёвые лодочки, а волосы
(не найдя ничего другого, художник изготовил их из льняной пряжи, которая – о, удача! – для пущей аутентичности висела на прялке, да-да, настоящей прялке, несколько лет назад