собраниях, иногда многозначительно, но непонятно ухмылялись. До поры, до времени. И когда их время подоспело, серость враз сбросила маски и стала крикливо себя обозначать. Причем достаточно агрессивно, в том смысле, что личную неприязнь к кому-то или чему-то тут же устремилась оформлять в клановую ненависть. Это на Кавказе-то, где автомат Калашникова появляется как бы ниоткуда. Да еще с подствольным гранатометом…
В Карабах ЦК КПСС тогда командировал лучшего своего пропагандиста и агитатора Генриха Боровика, который был столь талантлив и убедителен, что в правильность своей политической позиции мог погрузить даже мертвого. Однако я хорошо помню телепередачу из Степанакерта, где в каптерке какого-то стройуправления Боровик пытался воздействовать на местного самостийника и убедить, что действия того контрпродуктивны. Было это еще в горбачевские времена.
– Уважаемый товарищ! Подумайте, ведь вы ж еще недавно были секретарем партийного бюро, – Генрих Авиэзерович мягко назидал собеседника с высоты своего невероятного авторитета.
Еще бы! Любой поворот его крайне успешной биографии говорил не только о многочисленности талантов (блистательный журналист, широкообразованный писатель, интересный драматург, энергичный путешественник, популярный телеведущий, крупный общественный деятель), но и свидетельствовал о близости к самому Горбачеву. Редко зарубежные поездки тогдашнего Генсека ЦК КПСС обходились без участия Боровика, где он был поднят на уровень официального эксперта.
Да и Михаил Сергеевич не без удовольствия общался с Генрихом Авиэзеровичем, который в своей практике встречался с множеством выдающихся современников: политиков, писателей, режиссеров, общественных деятелей. Брал интервью у глав государств. У президента США Рейгана, например, дружил с братьями Кастро, Фиделем и Раулем, общался с Кимом Филби, Эрнестом Хемингуэем, Габриэлем Маркесом и многими другими мировыми знаменитостями. А тут?..
Казалось бы, сам приезд человека такой масштабности в маленький невзрачный Степанакерт (главный город Нагорного Карабаха) с населением чуть больше пятидесяти тысяч должен вызвать у жителей почтительный интерес. Ан нет! Собеседник Боровика не только не проявил к нему уважения, да и разговаривать не пожелал. Так и бродил следом за той угрюмостью, почти в растерянности выдающийся журналист, впервые встретившись с полным пренебрежением к своей персоне. Увы, но ему, человеку вознесенному в розовые облака, трудно было осознать, что реальное выглядит уже совсем иначе, чем в кругу эрудированных до изумления коллег по телепередаче «Международная панорама», где они что-то такое в нашей жизни прогнозировали, гладя Горбачева исключительно «по шерсти». Как впрочем, всех его предшественников, которые неразумностью своей подводили «шею» страны «под топор».
Там в Степанакерте Боровику уже нетрудно было понять, что сбросив советское прошлое, прежде всего партийное бремя, нынешний предмет внимания, этот незаметный со всех сторон человек, являлся продуктом